<<
>>

УЧЕНИЕ О МАКСИМУМЕ ПОЛЕЗНОСТИ

Мы установили общность точки зрения экономистов математической и англо-американской школ по вопросу о каузальном и функциональном анализе. Во главу угла выдвигается идея взаимодействия разных элементов экономической системы.

Но эта идея в разных формах проявляется у экономистов обеих школ. Следовательно, наряду с общностью методологии двух основных течений непоследовательного субъективизма мы должны исследовать существующие различия между ними. Здесь мы сталкиваемся с вопросом о максимуме полезности.

При рассмотрении субъективизма необходимо учесть следующее обстоятельство. Субъективная теория есть развернутая и разработанная вульгарная теория спроса и предложения. Но она (субъективная теория) пытается придать законченный характер теории спроса. Буржуазный субъективизм (на известной своей фазе по крайней мере) пытается преодолеть основной недостаток теории спроса и предложения, который заключается в наличии зависимости этих факторов (спроса и предложения) от цены. У субъективистов можно встретить два типа взаимодействия. Одни пытаются рассматривать цены в зависимости от двух моментов: характера потребностей отдельных субъектов и величины наличного запаса потребительских (или производственных) благ. В данном случае речь идет о взаимодействии двух факторов, определяющих уровень цен. Это взаимодействие говорит лишь о том, что перед нами не монистическая, а дуалистическая теория. Другие субъективисты выдвигают плюралистическую теорию цены с рядом факторов, независимых от цен и определяющих уровень самой цены (например, теория Кейнса о трех факторах цен — труде, воздержании и риске).

Другие же буржуазные экономисты рассматривают в качестве основания цены взаимодействие между данными факторами и ценой. В этом случае получается не только плюралистическая теория, но и теория, которая вынуждена все время вертеться в заколдованном кругу и которая не может дать законченного, строго последовательного и свободного от ссылки на другие цены объяснения цены.

В данном пункте теория может, в лучшем случае, лишь выяснить взаимозависимость между отдельными категориями, но не генезис последних, не законы их образования. Иными словами, может быть установлена лишь функциональная, а не каузальная зависимость. [Но такая теория несостоятельна, так как она не может вскрыть законы, лежащие в основе цены и управляющие ее движением.— Ред.].

Теория спроса и предложения (в любой ее формулировке) должна быть причислена к типу функциональных теорий. Кривая спроса, или функция спроса, как явствует из ее определения, всегда предполагает зависимость между спросом и ценой. С другой стороны, сама форма этой кривой или функции спроса зависит не только от характера индивидуальных потребностей, но и от платежеспособности данного потребителя, от его доходов, и т. д., т. е. Опять-таки от цен ряДа товаров. При рассмотрении как отдельных значений функций спроса (или отдельных ординат кривой спроса), так и всей функции в целом никогда нельзя абстрагироваться от усложняющих факторов косвенного влияния цен; следовательно, никогда нельзя элиминировать такие моменты, которые не находились бы в некоторой зависимости от цен. Поскольку более ранние представители математическй школы (Госсен, Джевонс, Вальрас, Лаунгардт и др.) не стали еще на путь полного отрицания каузального метода (хотя фактически они основное внимание обращают на выяснение функциональной зависимости между отдельными категориями), они, естественно, должны были пытаться найти пути к созданию строго последовательной н законченной теории цены. Основным методом для достижения этой цели служит у них замена или, вернее, приведение кривых спроса к кривым полезности или потребностей. Последняя кривая, выражающая зависимость между увеличением запаса данных благ и уменьшением полезности отдельных последовательных единиц, может рассматриваться как категория, независимая от цен. Если другим фактором считать наличные запасы потребительных или производительных благ, которые предполагаются неизменными, то мы получим два фактора, определяющих уровень цен и от последней независимых (такова формулировка Вальраса).

Для того чтобы определить уровень цен при этих условиях, необходимо какое-то добавочное условие, ибо кривые спроса неизвестны; кривые спроса не могут быть непосредственно дедуцированы из кривых потребностей. С другой стороны, у математиков отсутствует то добавочное условие, которое имеется у австрийцев в виде их теории субъективной ценности. Роль такого необходимого условия для определения цен играет принцип максимума полезности. Максимум полезности можно понимать двояко: как относительный и как абсолютный.

Ш

Предположим, что существует определенная система цен. Каждый покупатель, исходя из этих цен и из своих потребностей, намечает определенный план потребления, который, по его млению, гарантирует достижение максимума полезности: Если исходить из того, что все покупатели стараются осуществить максимум полезности, то придем к выводу, что все покупатели, вместе взятые, осуществляют максимум полезности. Последний обусловливается существующим уровнем цен. С изменением цены, с установлением - новой цены может получиться новый максимум. В этом смысле максимум имеет относительный характер: он обусловливается существующими ценами. Очевидно, что максимум, понимаемый в этом смысле, в лучшем случае может объяснить изменение кривой спроса, но не освободить теорию от всяких заколдованных и Цорочных кругов.

Но максимум полезности можно .понимать в другом смысле. Предположим, что существует определенный запас благ в распоряжении всего общества, которое пытается распределить этот запас между отдельными членами так, чтобы общая сумма полезности была бы наибольшей. Этот максимум полезности не зависит от цен. Он обусловливается исключительно наличными запасами благ и характером потребностей. Оба последних момента принимаются данными. В этом случае максимум полезности можно назвать абсолютным (по отношению к ценам). Такие задачи ставит, например, изолированный производитель, который пытается при помощи своих производственных ресурсов получить максимальную полезность, совершенно независимо от какой бы то ни было системы цен (которая в данном случае предполагается отсутствующей).

[Ясно, что такая теория максимума полезности бесплодна и не в состоянии объяснить что бы то ни было.— Ред.]

В теории экономистов-математиков мы наблюдаем, как переплетаются различные толкования принципа максимума. Эют дуализм толкования данного принципа отражает бесплодный дуализм теории цены математиков, который мы покажем дальше. С одной стороны, при определении спроса математики исходят из относительного максимума. Это неизбежно, ибо спрос, при всяких условиях, зависит от рыночной цены. С другой стороны, при определении цены экономисты-математики часто сворачивают на путь абсолютного максимума, бесполезность которого была показана выше. Эта тенденция очень рельефно выступает в теории цены Гос- сена и Лаунгардта. Госсен считает, что цена должна установиться на таком уровне, при котором общая совокупная полезность (т. е. сумма того удовлетворения, которое получают все участники обмена) является максимальной. Здесь, следовательно, совершенно определенно говорится об абсолютном максимуме. В теории Лаунгардта последний принцип выражается в том, что в ряде мест своей теории обмена он рассматривает полезность не по отношению к отдельным индивидам, а по отношению к целому обществу.

Последнее, в ряде мест, выступает как организованное целое. В связи с этим, цена непосредственно выводится из общественной предельной полезности, которая на деле существует лишь в фантазии ее автора. Еще ярче этот принцип проявляется в теории труда Джевонса. В этой теории последний пытается вывести формулу пропорциональности предельных полезностей и предельных издержек на основе анализа наиболее рациональной организации общественного производства, с точки зрения получения абсолютной полезности. У Джевонса это несостоятельное в своей основе отождествление законов регулирования товарного и натурального хозяйства проявляется в весьма отчетливой форме.

Более сложную и запутанную форму принимает это отождествление в работах Вальраса. Последний всюду категорически подчеркивает, что принцип максимума полезности нужно понимать лишь в относительном смысле.

Тем не менее он сам впал в эту ошибку. Вальрас, как мы указали выше, конечными факторами цены считает: а) количества отдельных благ (потребительных или производительных), имеющихся в распоряжении отдельных субъектов, и б) характер индивидуальных потребностей, который находит себе отражение в кривых или функциях полезности. При данных индивидуальных запасах благ и при данных индивидуальных потребностях устанавливается определенная цена и определенный максимум полезности. Последний, следовательно, определяется не ценностными моментами и имеет абсолютный характер.

Введение в экономическую систему математиков принципа абсолютного максимума полезности придает новый характер их теории цены. Возникает своеобразный дуализм теории цепы, который можно проследить в учении Госсена, Джевонса, Вальраса, Парето. С одной стороны, выдвигается теория спроса и предложения. Цены устанавливаются в зависимости от соотношения этих двух моментов. Спрос и предложение, в свою очередь (причем не только отдельные значения этих функций, но и общий характер последних), находятся в зависимости от цен. Теория может в лучшем случае лишь проанализировать взаимозависимость между данными категориями. Величина максимальной полезности обусловливается уровнем существующей цены. С другой сторопьт, выдвигается теория (правда, весьма неясная и неразработанная), что цена зависит исключительно от наличных запасов потребительных или производительных благ, от общих условий производства (выражающихся в коэффициентах производства) и от характера потребностей или от кривых полезности (причем Джевонс непосредственно рассматривает социальные потребности, а Вальрас — индивидуальные потребности, которые как-то суммируются в его теории капитализации).

При этих условиях цены устанавливаются на таком уровне, который обеспечивает наибольшую сумму полезности (конечно, наибольшую из всех тех сумм, которые могут быть получены при данных запасах благ или при данных производственных возможностях). Если отбросить это условие (максимум полезности), то уровень цен будет неопределенным.

Максимальная величина полезности в данном случае не обусловливается уровнем цен, а определяет этот уровень. Вторая теория цены математиков по существу приводит к отрицанию теории цены, поскольку она предполагает отсутствие основного и важнейшего условия цены — товарного производства. По существу в этой второй теории обмен, рынок, заменяется организованным распределением, которое несовместимо с капиталистическим производством. Принципы этого распределения неодинаковы у различных представителей математической школы. Так, например, Госсен исходит исключительно из величины общего запаса данных благ. Распределение происходит по эгалитарному принципу или, вернее, по принципу «каждому по его потребности». Вальрас в одном месте обвиняет Госсена в том, что последний формулировал в своей теории принципы распределения коммунистического общества. Сам Вальрас исходит из индивидуальных вапасов. Распределение продуктов происходит с учетом индивидуальных запасов, в связи с чем социальное неравенство не устраняется. Но как бы ни были различны эти принципы распределения, они все выражают организованное распределение, противоположное стихийному рыночному обмену. Тем самым все эги принципы распределения терпят крушение, как не имеющие ничего общего с реальной рыночной действительностью капиталистического общества.

Дуализм теории цены математиков легко может быть объяснен. Теория спроса и предложения в своем обнаженном виде не могла удовлетворить тех экономистов, которые не освободились еще целиком от каузального метода и не признали еще возможным ограничиться исключительно выяснением функциональной взаимозависимости отдельных категорий. Попытка перейти от анализа кривых спроса к анализу кривых предложения есть слабая попытка углубления теории, попытка эмансипации от логических кругов. Но переход от спроса к потребностям есть переход от потребления в товарном обществе к потреблению в натуральном обществе. Этот переход связан с абстрагированием от важнейших особенностей товарно-капиталистической структуры. Попытка обоснования теории спроса приводит к отрицанию теории спроса. Теория, призванная объяснить и обосновать теорию спроса, отрывается от последней, вступает с ней в противоречие. Вместо логической зависимости между двумя теориями, которые, казалось, должны были бы выражать два этапа теоретической мысли, получается сосуществование двух диаметрально противоположных теорий, причем обе оказываются несостоятельными.

Мы установили общий признак, характеризующий математиков и англо-американцев,— выдвижение на первый план функционального анализа, хотя этот признак, как мы видели, в разных формах проявляется у представителей обоих течений. Эта общая черта переплетается и тесно связана с другой особенностью — с усиленным применением математического метода26. Наиболее интенсивное применение математический метод получил у учеников Вальраса; поэтому школу последнего мы назвали математической школой (поскольку экономисты, группирующиеся вокруг Вальраса, выдвигают идею примата математического метода). Но в среди отдельных представителей англо-американской школы можно довольно часто встретить (чаще, чем среди представителей какой-либо другой школы) применение графического и аналитического методов. Достаточно упомянуть о многочисленных графиках, имеющихся в трудах Маршалла, Кларка, Карвера и других. Мы не будем здесь заниматься решением вопроса о том, почему наиболее интенсивное применение математики, наибольший культ последней получили место у представителей так называемой математиче^- ской школы. Вероятно, здесь большую роль сыграли такие факторы, как личное влияние Вальраса и Парето, установившиеся традиции среди их учеников и т. д. Мы займемся рассмотрением другого вопроса — почему именно в лагере субъективистов нашлись наиболее горячие апостолы применения математики в теоретической економии.

Почему большинство экономистов-математиков стоит на точке зрения теории предельной полезности? С первого взгляда такое положение может показаться парадоксальным. Математика имеет дело с величинами, она анализирует различные количественные соотношения. Поэтому применение математики предполагает возможность измерения тех явлений, которые должны подвергнуться математической обработке. Из этого, конечно, не следует, что экономист, оперирующий теми или иными категориями, должен знать точное числовое выражение каждой конкретной величины; так, экономист, устанавливающий формулу для выражения зависимости между ценой и величиной спроса, не должен энать тех конкретных соотношений, которые существуют между этими двумя категориями; ему достаточно установить наиболее общее выражение для зависимости между всякой ценой и всяким спросом. Но во всяком случае, для того чтобы оперировать математическим методом, должна быть уверенность в возможности существования определенных количественных соотношений между данными явлениями. В противном случае все математические формулы теряют свое научное значение, выполняя, в лучшем случае, функцию иллюстрации экономических законов. Но они (формулы) уже не могут претендовать на то, что они являются выражением реальных экономических процессов, поскольку они предполагают такую математическую определенность соотношений, которая не может иметь места в действительности.

Субъективные психические величины (полезностей, субъективных ценностей), которыми оперируют экономисты-субъективисты, по самой своей природе чрезвычайно трудно поддаются измерению. Возможность установления точных количественных соотношений между отдельными психическими величинами более чем проблематична. Применение математического метода натыкается здесь на сильнейшие препятствия. Как же совместить ото с тем фактом, что среди экономистов субъективного направления имеются наиболее фанатичные сторонники математической методологии? Объясняется это, по нашему мнению, следующим.

Основная тенденция экономистов субъективного направления заключается в том, чтобы свести весь сложный комплекс товарнокапиталистического хозяйства к его простейшим элементам, к последним «атомам», неразложимым с точки зрения экрномического анализа. Такими атомами являются отдельные частные хозяйства. Из их взаимодействия возникают все сложнейшие экономические процессы. Поскольку эти хозяйственные атомы, с одной стороны, рассматриваются как первичные и неизменные элементы всего хозяйственного целого, а, с другой стороны, они всегда выступают в роли конституирующих элементов, постольку у экономистов рассматриваемого нами направления возникает стремление свести все качественные различия между отдельными типами экономической структуры к количественному различию, т. е. к различпому сочетанию первичных атомов. Они стремятся уложить их в прокрустово ложе ряда формул, связанных между собой и расположенных в определенном порядке, все возможные типы экономических структур и форм хозяйств.

Наиболее полного выражения эти попытки «механизирования» политической экономии нашли себе, однако, в позднейших работах математической школы, в особенности у Парето и его учеников, и у И. Фишера. Парето дошел до утверждения, что тот, кто не знает теоретической механики, не может знать политической экономии, поскольку основное, по его мнению, понятие последней — идея равновесия — заимствовано из механики. Идеи Парето были более детально разработаны некоторыми его последователями, например Руджиеро, Бароне, Аморозо27. Ирвинг Фишер также

приводит целый ряд надуманных аналогий между важнейшими понятиями и положениями теоретической экономии и механики.

. В основе этих попыток доказать родство обеих дисциплин лежит не только явно механистическая методология, непонимание качественного своеобразия отдельных форм движения, но и явный индивидуализм. Указанные экономисты молчаливо принимают порочную предпосылку, что внутреннее строение экономического атома, или отдельной хозяйственной единицы, и законы движения последних не зависят от структуры всего общественного целого. Согласно их утверждениям, взаимодействие отдельных хозяйственных элементов может иметь своим результатом лишь то, что скорость или направление движения отдельных частей изменится. Но общие законы движения последних все время остаются неизменными. Наоборот — твердят они,— на основании анализа законов движения отдельных элементов можно объяснить законы движения всего общественного целого. Характер общественного равновесия и взаимодействия определяется характером отдельных составляющих сил. Согласно субъективистам, теория отдельных1 атомов предшествует теории народного хозяйства.

В основе этого воззрения лежит представление, что хозяйственные атомы остаются неизменными, как бы ни менялась структура всего народного хозяйства. Стоит лишь отбросить эту предпосылку, как отпадает большая часть всех, механических аналогий, приводимых ими. Ибо с изменением характера общественного хозяйства меняется структура отдельных составляющих элементов последнего, меняется характер мотивации и хозяйственных стимулов, меняются, следовательно, законы движения отдельных элементов. В результате всякая попытка вывести характер общественного взаимодействия из отдельных составных элементов должна быть отброшена как антинаучная и несостоятельная. Наоборот, теория общественного хозяйства должна предшествовать теории хозяйственных атомов.

Может встать вопрос: почему математический метод не нашел себе применения среди всех течений субъективной школы, например среди австрийцев. Как известно, крупнейшие представители австрийской школы, как Бем-Баверк28 и Визор29, высказались отрицательно о возможности применения математического метода в теоретической экономии. Очевидно, при решении этого вопроса нужно учесть и иные моменты. Необходимо отметить еще другую особенность методологии субъективистов — замену каузального анализа функциональным.

Для экономиста, который ставит своей задачей дать каузальное объяснение важнейших категорий, не может быть речи о примате математического метода (хотя не исключается возможность весьма широкого пользования математикой). Формулы сами по себе являются лишь подсобным орудием; ибо сама возможность оперирования этими формулами предполагает наличие очень развитого и сложного аппарата экономических понятий, законов, категорий и т. д.; ибо сама степень использования этих формул прямо пропорциональна разработанности нематематической части теоретической экономии. Но вопрос получает иное решение, если экономист отказывается от причинного объяснения, если он основным законом признает равенство и взаимодействие отдельных категорий. В этом случае математическая формула — и без соответствующего экономического анализа — может считаться достаточной, ибо она дает выражение зависимости отдельных величин. И это все, что нужно этим экономистам. Если формула не дает никаких указаний на то, какая категория предшествует другой, какая является определяющей, то в этом, с их точки зрения, большой беды нет. Ибо для математиков вообще нет определяемых и определяющих факторов; все факторы равноправны; все они лишь воздействуют друг па друга. Правда, сами математические формулы (даже у экономистов-математиков) не рождаются, как Афродита, из морской пены; эти формулы предполагают предварительное установление важнейших экономических понятий и соотношений; и с этой точки зрения даже самый рьяный сторонник математического метода не может ограничиться лишь применением последнего; ибо прежде чем применять последний, экономист должен иметь хотя бы самые элементарные предпосылки, полученные, очевидно, нематематическим путем.

Но поскольку основная задача экономиста заключается, по идее математиков, в составлении уравнений и формул, вся подготовительная работа приобретает чисто служебный характер, и математический метод в связи с этим рассматривается если не как единственный, то, во всяком случае, как основной и решающий метод. Таким образом, существует вполне определенная зависимость между переоценкой роли математического метода и недооценкой или отрицанием причинного объяснения.

Поскольку нахождение причинной зависимости между отдельными элементами объявляется утопической задачей, все внимание экономиста устремляется в сторону определения количественных соотношений между отдельными категориями. Проблема отыскания причин, обусловливающих количественные размеры тех илп иных категорий, подменяется проблемой установления методов вычисления величин разных категорий. Весьма характерно для математиков определение задач теоретической экономии Вальраса. Задачей экономиста, по Вальрасу, является составление системы уравнений, достаточных и необходимых (так чтобы число

49

4 И. Г. Блюмин

уравнений равнялось числу неизвестных) для определения величины цепы, зарплаты и т. д. «Если даны количества товаров, то нужно составить систему уравнений, корнями которой были бы цены этих товаров».

Весьма любопытна и показательна в этом отпошении рецензия Борткевича па книгу Вальраса «Элементы чистой политической экономии» 30. Борткевич отвечает английскому экономисту- математику Эджевортсу, который основной недостаток теории Вальраса видит в игнорировании последним фактора издержек производства. Борткевич считает, что Вальрас был совершенно прав, игнорируя этот фактор. Раз Вальрасу удалось, не рассматривая издержек производства, составить систему уравпений, вполне достаточную для определения цен, то с введением нового фактора — издержек производства — количество уравнении превысило бы количество неизвестных и задача оказалась бы неопределенной. Раз наличие количеств товаров и их предельной полезности достаточно для определения величины цен, то задача экономиста в области теории цен, по Вальрасу, закончена; правда, можно было возразить, что количества товаров можно тоже рассматривать как неизвестные. Тогда мы можем построить новую си- стему'уравнений, в которых уже количества товаров будут неизвестными, а количества отдельных факторов (труд, капитал и земля) будут известными. Здесь мы вступаем в новую область — теорию производства. Правда, и здесь можно задать тот же вопрос: а чем определяется количество этих факторов, или, как Вальрас обозначает, капиталов? Ответ тот же — нужно построить новую* систему уравнений, в которой количества капиталов фигурировали бы как неизвестные. Эту задачу призвана разрешить теория капитализации Вальраса. Экономическую систему Вальраса можно рассматривать как систему постепенно развертывающихся и усложняющихся уравнений. Основная задача экономиста сводится к определению одних величин на основании других величин. Задача экономиста весьма простая — выдать одну группу величин за неизвестные, определить систему уравнений, в которых эти неизвестные были бы корнями, и продолжать дальше этот процесс.

Уже самый критерий, который Вальрас считает необходимым и достаточным для экономической теории (соответствие числа уравнений числу неизвестных), совершенно определенно говорит о том, что он придает большое значение выяснению функциональной зависимости. Ибо тот критерий, который выдвигает Вальрас, говорит лишь о том, что в распоряжении экономиста имеются достаточные средства для исчисления, определения величины неизвестных категорий. Всякое уравнение представляет собой сочета-

ние известных и неизвестных величин. Всякое уравнение выражает существующую зависимость между отдельными членами этого уравнения. Но само различие между известными и неизвестными условпо; это различие определяется субъективными условиями нашего познания. Всякий элемент уравнения может рассматриваться как неизвестный и искомый.

Всякая функция выражает зависимость между двумя переменными, из которых одна рассматривается как зависимая (функция), а другая как независимая (аргумент). Но сам выбор функции и аргумента произволен. При желании можно прежний аргумент рассматривать как новую функцию. Эта произвольность (конечно, в условном смысле) функционального обозначения проистекает от того, что сама функция выражает лишь количественное соотношение между отдельными величинами и дает нам средство для вычисления одних величин на основании других. Но функциональное обозначение не отражает реальных процессов, которые предполагают известную, совершенно определенную, свободную от всякого произвола последовательность отдельных явлений. Так, формула р' = ^ (т. е. норма прибыли равна прибавочной Стоимости,

деленной на капитал) выражает лишь соотношение между нормой прибыли, прибавочной стоимостью и капиталом. На основании этой формулы я могу определить любую величину, входящую в эту формулу. Так, зпая норму прибыли и капитал, я могу определить массу прибавочной стоимости, и наоборот. В данном случае р' рассматривается как функция, а т и к как аргументы. Но при желании можно составить другую формулу. Например т' = кр\ в которой

уж т является функцией, или к = -т, в которой к выступает, как

? г

функция. Во всяком случае эта формула может служить лишь для вычисления отдельных величин. И в этом отпошении важно, чтобы число уравнений равнялось числу неизвестных. Если в нашем случае рг и т окажутся неизвестными, то уравнение превратится в неопределенное, и мы получим множество решений. Но во всяком случае очевидно, что сама эта формула, даже при том условии, если число уравнений равно числу неизвестных, совершенно недостаточна для определения вопроса о том, что является регулирующим и определяющим фактором. Определяется ли в действительности средняя норма прибыли на основании сопоставления существующих независимо от нее массы прибыли и капитала, или же за данную и исходную величину нужно признать норму прибыли, устанавливаемую каким-то таинственным процессом, и масса прибыли определяется уже для каждого капиталиста на основании средней нормы прибыли (как это может показаться индивидуальному капиталисту)? Об этом формула ничего не говорит и сказать не может, ибо она не дает намека на те экономические процессы, которые имеют место в действительности; она дает лишь вспомогательное орудие для вычисления нормы прибыли.

Математическая школа представляет собой весьма интересный пример противоречия формы и содержания. С одной стороны, она берет себе на службу могущественнейший метод научного по- энания — математику; она облекает все свои выводы в ряд точных математических формул; она, благодаря математическим приемам, создает видимость наиболее далеко шагнувшей в научном отношении теории. Но эта блестящая форма обманчива. Математический метод служит лишь орудием гальванизации наиболее отсталых, противоречивых, вульгарных, ненаучных теорий.

Билимович одну из важнейших заслуг математической школы видпт в том, что «математический метод помог разобраться в таких вопросах, как взаимное влияние спроса на цены, а цен на спрос, или влияние на цены издержек производства, а цен — на эти последние; до математиков исследование таких взаимодействий приводило теорию к заколдованпому кругу» 31. Эта опера- •

ция воскресения из мертвых теорий спроса и предложения и теорий издержек производства удалась математикам лишь потому, что они элиминировали из этих теорий последний даже мнимонаучный элемент и отказались совершенно от всякого причинного объяснения. Выбросив за борт научного анализа идею причинности, математики освободили тем самым себя от всякого обвинения в наличии заколдованных кругов. Но это «освобождение» равносильно избавлению самоубийцы от всех тягот и неприятностей жизни. Математика превращается в средство прикрытия научного убожества субъективной школы. Чем более прогрессирует мате матпческая фпрма, тем более регрессирует внутреннее содержание экономической теории. Это противоречие формы и содержания •

не случайно. Гипертрофия математической формы есть продукт оскудения содержания. Отказ от каузального анализа выпячивает на передний план количественный анализ и приводит к игнорированию качественного анализа, т. е. к прямому отказу от анализа реальных отношений капиталистической экономики. 8.

<< | >>
Источник: И. Г. БЛЮМИН. КРИТИКА БУРЖУАЗНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ / ТОМ I. СУБЪЕКТИВНАЯ ШКОЛА В БУРЖУАЗНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ. 1960

Еще по теме УЧЕНИЕ О МАКСИМУМЕ ПОЛЕЗНОСТИ:

  1. 33.Положение равновесия потребителя в кардиналистской теории полезности. Правило максимизации полезности.
  2. РАЗДЕЛ 2. Полезность и предпочтения. Количественная и порядковая теории полезности
  3. § 4. Закон убывающей предельной полезности. Измерение величины полезности
  4. § 1. Теория предельной полезности • Понятие полезности и предельной полезности
  5. 1. Потребительские предпочтения и предельная полезность. Функция полезности.
  6. 1. Полезность. Закон убывающей полезности. Рациональный потребительский набор.
  7. Полезность. Кардиналистская и ординалистская теории полезности. Аксиомы ординалистской теории полезности.
  8. 3.3. Прибыль как цель капиталистической фирмы. Условия максимума прибыли
  9. 2.2.Закон убывающей предельной полезности(первый закон Госсена). Полезность и цена.
  10. Полезность, предельная полезность продукта
  11. Понятие общей и предельной полезности. Закон убывающей предельной полезности
  12. 32.Полезность блага: общая и предельная. Закон убывающей предельной полезности. Основы теории потребительского выбора (аксиомы потребительского поведения).
  13. 6. Полезность: общая и предельная. Закон убывающей предельной полезности
  14. 22 . Чтобы получить максимум прибыли, монополист должен выбрать такой объем выпуска, при котором:
- Информатика для экономистов - Антимонопольное право - Бухгалтерский учет и контроль - Бюджетна система України - Бюджетная система России - ВЭД РФ - Господарче право України - Государственное регулирование экономики в России - Державне регулювання економіки в Україні - ЗЕД України - Инновации - Институциональная экономика - История экономических учений - Коммерческая деятельность предприятия - Контроль и ревизия в России - Контроль і ревізія в Україні - Кризисная экономика - Лизинг - Логистика - Математические методы в экономике - Микроэкономика - Мировая экономика - Муніципальне та державне управління в Україні - Налоговое право - Организация производства - Основы экономики - Политическая экономия - Региональная и национальная экономика - Страховое дело - Теория управления экономическими системами - Управление инновациями - Философия экономики - Ценообразование - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика отрасли - Экономика предприятия - Экономика природопользования - Экономика труда - Экономическая безопасность - Экономическая география - Экономическая демография - Экономическая статистика - Экономическая теория и история - Экономический анализ -