<<
>>

СУБЪЕКТИВИЗМ АВСТРИЙСКОЙ ШКОЛЫ

Мы здесь меньше останавливаемся па характеристике австрийской школы, ибо учение последней широко освещено в русской литературе. Остановимся на разрешении одного вопроса: можно ли австрийцев объединить в одну группу с математиками и англо- американцами? Австрийскую теорию обычно характеризуют как систему последовательного субъективизма.

Действительно, основная особенность австрийцев заключается в их попытке всю теорию ценности построить на базе анализа абсолютных потребностей, т. е.

потребностей, рассматриваемых независимо от. рыночных цен. Поэтому некоторые утверждают, что различие между австрийцами и другими течениями носит не количественный, а качественный характер. Это различие характеризуют как различие между последовательной, выдержанной и эклектической теорией. Нужно отметить, что такое противопоставленние неверно. Австрийцы также не дают последовательного субъективизма, они дают лишь видимость такой последовательности. По существу австрийцы также являются эклектиками, но этот эклектизм выступает у австрийцев менее отчетливо 32. Тенденция дать такую видимость последовательного субъективизма имеет известный смысл. Предварительно рассмотрим следующий вопрос, связанный с генезисом последовательного субъективизма. Последний, если к нему присмотреться внимательнее, представляет собой весьма оригинальное или даже парадоксальное явление. Оригинальность этого явления заключается ре в том, конечно, что австрийцы оперируют с робинзонадами. Робинзонады получили широкое распространение еще в XVIII столетии. Маркс говорил о том, что «единичный н обособленный охотник и рыболов, с которых начинают Смит и Рикардо, принадлежат к лишенным фантазии выдумкам XVIII века» 33. В этом отношении субъективисты следуют лишь традициям, установленным в буржуазной политической экономии.

Между австрийцами и буржуазными экономистами классической школы имеется, однако, одно весьма существенное различие.

Классики рассматривали Робинзона как типичного выходца из товарно-капиталистического общества; ограниченность исторического кругозора классической школы выразилась в том, что она не смогла представить себе другой формы производства, кроме капиталистической; психология изолированного рыболова или охотника поэтому рисуется как идентичная психологии капитали- ста-предпринимателя. Австрийцы пошли по диаметрально противоположному пути. Они пытаются современных капиталистов представить в образе Робинзонов;, они фактически идут слишком далеко в отрицании исторических границ капитализма; они отрицают даже существование его в тех условиях, где последний неограниченно царит. Они пытаются товарное хозяйство превратить в совокупность натуральных хозяйств. В то время как последние остатки натурального хозяйства терпят жесточайшие поражения и изгоняются из всех уголков земного шара, натуральное хозяйство находит себе последнее убежище, последний приют в экономической теории австрийцев.

Эпоха наиболее полного господства товарной формы продукта характеризуется своеобразным «теоретико-экономическим романтизмом», попытками буржуазпых экономистов превратить натуральное хозяйство в исходный пункт экономического анализа. В связи с этим наблюдается то интересное явление, что представители последовательного субъективизма испытывают сильнейшие затруднения при объяснении явлений товарного хозяйства. Пока речь идет о натуральном хозяйстве, представители австрийской школы кое-как сводят концы с концами. Но (хотя, как увидим ниже, и в этой области у них имеется много противоречий) как только они переходят к объяснению товарного хозяйства, они становятся в тупик. На сцену выступают всевозможные модификации законов субъективной ценности, которые по существу сводятся к аннулированию и ликвидации этих законов.

Указанная тенденция австрийской школы находится как будто в противоречии с основными особенностями всякой вульгарной школы политической экономии. Ведь последняя, по характеристике Маркса, представляет собой «не что иное, как дидактический, более или менее доктринерский перевод повседневных представлений действительных агентов производства» 34.

Между тем австрийская школа характеризуется как раз диаметрально противоположными чертами. Она чувствует себя бессильной всякий раз, как ей приходится сталкиваться с реальным капиталистом. Она меньше всего в состоянии дать теорию капиталистической мотивации. Получается столь парадоксальное явление, что типичнейшая, господствующая буржуазная экономическая школа меньше всего знает и хуже всего выражает психологию буржуазий. Между средним буржуа, дающим тон капиталистической экономике, и‘его экономическим идеологом существует значительная дистанция. Перед нами происходит своеобразное бегство австрийской школы от капиталистического мира, от той среды, в которой живет, действует и мыслит современный буржуа. Теоретики-экономисты буржуазии пытаются удалиться из области капитализма в царство примитивного натурального хозяйства.

Чем объяснить все эти парадоксальные явления? Чем объяснить возникновение австрийской школы как последовательной экономической теории, которая пытается все важнейшие экономические категории объяснить на основании общей теории потребностей? Чем объясняются все эти многочисленные экскурсии в область натурального хозяйства?

Теория последовательного субъективизма, по нашему мнению, может получить объяснение лишь на основании сопоставления теорий экономистов-математиков и австрийцев. Основное положение субъективизма, как мы видели, заключается в признании зависимости между ценами и субъективными процессами, в частности субъективными оценками. Но эти субъективные процессы, в свою очередь, определяются данными ценами. Поэтому математики столкнулись лицом к лицу с рядом логических кругов. Цены зависят от субъективных оценок, а последние — от цен. Для того чтобы избавиться от этих заколдованных кругов, математическая школа отказалась от каузального анализа и ограничилась исследованием взаимодействия между отдельными экономическими явлениями. Математика превратилась в средство избавления от порочных кругов, поскольку примат математического метода органически вытекает из замены каузального анализа исследованием функциональных зависимостей.

Последовательный субъективизм у австрийцев играет такую же роль, как математические формулы (вернее чрезмерпое увлечение этими формулами) у математиков. Последовательный психологизм есть своеобразная попытка спасти теорию от логических кругов и в то же время создать видимость причинного объяснения. Хотя австрийцы основное внимание обратили на разработку субъективной теории ценности, хотя субъективная теория ценности обычно представляется как исходный пункт экономического анализа австрийцев, фактически эта теория играет лишь вспомогательную и подсобную роль; эта теория нужна австрийцам для обоснования п подкрепления их теории объективной ценности. Последняя, как известно, утверждает, что цены определяются субъективными оценками. Перед теоретиками встает затем вопрос о создании такой теории субъективных оценок, которая не базировалась бы на рыночных ценах. В поисках этой теории австрийцы вынуждены были удалиться в область натурального хозяйства. Ибо последнее хозяйство не знает никаких цен, никаких рыночных категорий. Поэтому австрийцы начинают свой анализ с рассмотрения изолированного хозяйствующего субъекта, который пытается дать субъективную оценку имеющемуся у него запасу благ. При этом происходит полная абстракция от всякой возможности вступления в меновые связи, от возможности продажи данного товара и купли другого и т. д. Когда австрийцы приступают к исследованию робин- зоновской экономики, они забывают о существовании рынка, цен и т. д.

Субъективные оценки в таком изолированном потребительском хозяйстве зависят только от полезности. Отсюда получается вывод, что цены зависят исключительно от индивидуальных потребностей, Индивидуализм, примат потребления, неисторпзм — таковы особенности последовательного субъективизма, т. е. учения австрийцев, Но, как верно заметил Ледерер35, австрийцам не удалось элиминировать совершенно социальный и производственный моменты. В теории производительных благ с заднего крыльца в теоретическую систему австрийцев вливается производственная струя.

Субъективная оценка и цена предметов потребления определяются субъективной оценкой и ценой производительных благ. Правда, австрийцы пытаются спасти примат потребления путем так называемого закона Визера, но последний, как мы выяснили во второй главе, основан на ряде произвольных допущений. Даже если принять правильность этого закона, т. е. зависимость оценки и цены производительных благ от оценки и цены предельного продукта, то и в этом случае нельзя отрицать, что количество предельного продукта находится в зависимости от производственно-технических условий. Последние наряду с субъективными моментами выступают как равноправный фактор, определяющий средний уровень цен. Австрийцам удается построить монистическую теорию цены лишь на основе произвольных построений.

Точно так же, когда австрийцы приступают к объяснению цены, им неизбежно приходится сталкиваться с социальными моментами. Нельзя объяснить обмен, оставаясь на строго индивидуалистической позиции. Обмен накладывает сильнейший отпечаток на психологию его участников. Предельная полезность товара зависит от количества потребляемого товара, а последнее, в свою очередь, зависит от цены данного товара. Следовательно, устанавливается зависимость между ценой и предельной полезностью. Любопытно далее отметить, что в теории цены австрийцев понятие субъективных оценок претерпевает трансформацию. В теории субъективной ценности, анализирующей изолированное хозяйство Робинзона, субъективные оценки и предельная полезность рассматриваются как категории, которые исключительно зависят от интенсивности индивидуальных потребностей и величины запаса благ. В теории объективной ценности субъективные оценки выступают, однако, в новой роли. Они выступают как максимальные цены, которые покупатель согласен уплатить за данную единицу товара, или как верхний предел повышения цен. Таким образом, объективные оценки рассматриваются как ценностные категории, тесно связанные по своей природе со всей системой рыночных цен (поскольку максимальные цены за данный товар зависят от цен других товаров и от общей платежеспособности покупателя).

Понятие субъективных оценок в процессе теоретического анализа претерпевает известную трансформацию. Нужно дальше отметить что дуалистическое понимание субъективных оценок (как максимальных цен и как предельных полезностей) наложило отпечаток не только на теорию цен австрийцев, но и на их теорию субъективной ценности. Возьмем основной принцип учения австрийцев о регулирующей роли предельной полезности.

По нашему мнению, в основе этой теории лежат следующие предпосылки: а) процесс образования субъективных оценок рассматривается в связи с актами купли-продажи, т. е. предполагается наличие рынка, спроса-предложения и объективной ценности;

б) предполагается соизмеримость полезностей и цен; в) полезность данной единицы рассматривается как максимальная цена, которая может быть уплачена дапным субъектом за данную вещь.

Вторая предпосылка имеет очень существенное значение. Если признать несоизмеримость полезности и цен, то отпадает возможность дедуцирования цен из полезности и возможность всякого объяснения величины цены на основании величины полезности. Как можно объяснить первую величину на основании второй, если они несоизмеримы? Эта предпосылка совершенно отчетливо сформулирована Маршаллом, но она лежит также в основе всех схем цен австрийцев. Рассмотрим, например, простейший изолированный обмен, с которого начинают свой анализ австрийцы. По учению австрийцев, цены колеблются в определенных пределах. Верхний предел — субъективная оценка покупателя. Низшим пределом является субъективная оценка продавца. Субъективные оценки равны предельной полезности. Следовательно, последняя понимается как максимальная или минимальная цена, т. е. как категория, однородная рыночной цене.

Если принять указанные выше три предпосылки, то получается возможность объяснить регулирующую роль предельной единицы. Предположим, что полезность данного товара определяет верхний предел колебаний цены последнего. Пусть данный запас состоит из п единиц. Полезность отдельных единиц убывает по мере увеличения запаса. Если полезность п-ой единицы равна а, то цена каждой единицы, входящей в данный запас, не может быть больше а. На помощь теории предельной полезности приходит так называемый закон безразличия (по терминологии Джевонса), т. е. положение о том, что все однородные товары имеют на рынке одну^ и ту же цену. Поскольку все единицы данного запаса имеют одинаковую цену, последняя всегда должна быть меньше полезности: предельной единицы. В противном случае отпали бы стимулы к* покупке предельной единицы и вообще всех тех единиц, полезность которых меньше данной цены (мы предполагаем все время соизмеримость полезности и цены). Этот молчаливый аргумент теории субъективной ценности австрийцев может быть легко проиллюстрирован на схемах цены Менгера (последний в своих схемах, в отличие от Бем-Баверка, предполагает, что спрос на данный товар может варьироваться в зависимости от цены товара). Таким образом, ошибочно утверждение, что теория субъективной ценности австрийцев есть база их теории объективной ценности. По существу имеется обратная зависимость между этими двумя теориями. Теория объективной ценности лежит в основе важнейшего пункта теории субъективной ценности — теории предельной полезности. А так как теория объективной ценности австрийцев, как мы выше указали, есть теория спроса и предложения, то отсюда получается тот вывод, что в системе австрийцев роль базиса играет теория спроса и предложения, а роль надстройки — теория полезности. Основным костяком экономического учения австрийцев является теория спроса и предложения. Теория полезности есть надстройка и выполняет преимущественно роль орнамента.

Тот факт, что теория полезности есть лишь орнамент экономической теории австрийцев, подтверждается также тем, что эта категория в системе австрийцев претерпевает известную трансформацию. Австрийцы устраняют качественное различие между полезностью и ценой. Они превращают полезность в особый вид цен (максимальных или минимальных). Эта трансформация очень отчетливо выступает у англо-американцев, но она имеется уже в довольно явной форме у теоретиков австрийской школы. Англо-американцы только резче подчеркивают родство полезности и цены. Так, по мнению Маршалла, полезность может получить денежное выражение. Фактически полезность превращается в наивысшую цену, которую согласен уплатить покупатель за данный товар. Различие между полезностью и ценой, с этой точки зрения, становится количественным различием. Рыночная цена есть средняя установившаяся цена; цолезность есть наивысшая цена, которую согласен дать покупатель, т. е. верхний предел колебаний цен. В таком же виде фигурируют предельные полезности в теории цен Бем- Баверка (как верхние и нижние пределы колебаний цен). Этатш- терпретация стирает качественное различие между потребительной ценностью и ценностью.

Указанная выше интерпретация полезности весьма характерна для всей субъективной школы. Эта интерпретация указывает на своеобразный психологический маскарад: под маской полезностей, которые определяются абсолютными потребностями индивида, фигурируют совершенно определенные цены. Этот факт лишний раз подтверждает, что последовательный психологизм (в узком значении этого слова, как учение о регулирующей роли потребностей и полезностей) не играет существенной роли в общей системе субъективизма. Последовательного субъективизма вообще не может быть. Существует лишь иллюзия последовательного субъективизма. Эта иллюзия необходима для того, чтобы скрыть многочисленные прорехи, заколдованные круги и общее теоретическое •бессилие субъективизма. Бегство от капиталистического способа производства есть бегство от собственных теоретических противоречий и заколдованных кругов. По верному замечанию Дитцеля, теория предельной полезности представляет собой не фундамент, а орнамент экономического учения австрийцев. В этом отношении можно провести новую аналогию между ролью математического метода у экономистов математической школы и ролью психологизма у австрийцев.

Процесс маскировки стоимостных категорий субъективной оболочкой принимает у различных представителей субъективной школы весьма сложные и интересные формы. Этот процесс представляет также интерес с другой стороны. Он свидетельствует о том, что паиболее последовательные сторонники субъективизма (например, австрийцы) допускают косвенное влияние ценностных категорий на методы субъективных оценок. Наконец, этот процесс трансформации объективных категорий в субъективные иллюстрирует некоторые особенности новейшей эволюции товарного фетишизма. Поэтому мы приведем несколько примеров.

У австрийцев, с одной стороны, субъективные оценки во всяком обществе дедуцируются из полезностей отдельных благ; с другой стороны, полезности приписывается ряд таких свойств, которые могут быть лишь у субъективных оценок товаропроизводителя. К числу таких свойств, которые совершенно незаслуженно приписываются полезностям, можно, например, отнести способность поддаваться точнейшему измерению. Достаточно лишь привести знаменитые схемы полезности и вспомнить ту энергию, с которой субъективисты защищают идею измеримости наших чувств вообще и полезностей в частности. Мы подчеркиваем, что речь идет не о сравнимости вообще и о грубом, приближенном вычислении, а о точном измерении, о возможности установления разнообразнейших числовых отношений между полезностью отдельных благ. Корни этой доктрины субъективистов нетрудно обнаружить. Субъективные оценки товаропроизводителей, действительно, поддаются измерению, поскольку эти оценки определяются ценами, которые, в свою очередь, представляют собой прекраснейший материал для всяких математических операций. И вот это свойство точной измеримости, присущей субъективным оценкам лишь в определенную историческую эпоху и именно тогда, когда оценки независимы от полезности, субъективисты переносят на сами полезности. В результате способ оценки отдельных благ у Робинзона и по своей внешней форме, и по своим принципам приближается к способу оценки товаропроизводителя.

Математики пошли в этом направлении значительно дальше. Они, пользуясь математическими формулами, превращают субъективные оценки, или предельные полезности, в определенные объективные факты, неразрывно связанные с ценами и подчиняющиеся тем же законам. Субъективное ядро предельных полезностей постепенно улетучивается в работах математиков. Остается лишь старая субъективная вывеска, психологическая наклейка, которая далеко не соответствует новому содержанию этих категорий. Весьма любопытную иллюстрацию этого процесса преобразований потребностей и полезности хозяйствующего субъекта, наделения последних новыми свойствами, представляет собой так называемый второй закон Госсена. Все эти примеры свидетельствуют о том, что экономисты субъективной школы, с одной стороны, выводят все объективные категории (например цены, прибыль, ренту и т. д.) из субъективных оценок и в конечном счете из полезности, но в то же время на эту последнюю они распространяют свойства, заимствованные у объективных категорий (цены, прибыли, ренты и т. д.)

Рассмотрение всех этих многочисленных трансформаций различных категорий (объективных и субъективных) дает нам возможность уточнить наши представления об эволюции товарного фетишизма у представителей субъективной или психологической школы. Особенность фетишизма австрийцев заключается в том* что хотя они объявляют субъективную ценность продуктом нашего сознания, но они не в состоянии абстрагироваться от некоторых приемов оценки, которые могут иметь место лишь в товарном производстве. В свою очередь эти методы оценки предполагают существование рыночного механизма и цен. Цены, таким образом, не устраняются окончательно. Они существуют как предпосылка тех методов оценки, которые австрийцы приписывают своим излюбленным героям, уединенным отшельникам и пр. В неспособности австрийцев дать точное представление об идеологии натурального хозяина выражается ограниченность их исторического кругозора: они не в состоянии выскочить из рамок товарного хозяйства. Они застревают на самых отсталых ступенях последнего, но все же они пе в состоянии перескочить к чистому натуральному хозяйству. Ограниченность исторического кругозора австрийцев, естественно, связана с тем, что они являются идеологами буржуазии — класса, который может действовать лишь в рыночных условиях. Общее теории австрийцев со старыми вульгарными экономистами заключается в том, что те и другие фактически оставляют цены без объяснения, поскольку они сводят последние к фактам, зависимым от цен. Так у австрийцев цены объясняются субъективными оценками, которые, в свою очередь, предполагают цены. Таким образом эволюция товарного фетишизма состоит в том, что из двух тенденций, характеризующих товарный фетишизм: а) попытки вывести социальные категории (например цены) из вещественных, материальных свойств товаров и б) вывести те или иные материальные свойства (например производительность труда) из социальных, ценностных категорий (например из капитала), на передний план выступает вторая тенденция. 9.

<< | >>
Источник: И. Г. БЛЮМИН. КРИТИКА БУРЖУАЗНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ / ТОМ I. СУБЪЕКТИВНАЯ ШКОЛА В БУРЖУАЗНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ. 1960

Еще по теме СУБЪЕКТИВИЗМ АВСТРИЙСКОЙ ШКОЛЫ:

  1. "Новое слово" австрийской школы предельной полезности
  2. Экономическая теория австрийской школы
  3. 1. К. Менгер - основоположник австрийской школы маржинализма
  4. К.Менгер —основоположник австрийской школы маржинализма
  5. Экономическая теория маржинализма. Австрийская и лозаннская школы
  6. 31. Маржинальная теория (Австрийская, английская и американская школы).
  7. Экономическая теория маржинализма. Австрийская и лозаннская школы. Лекция, 2020
  8. 52. Полезность как выражение сущности ценности в понимании представителей неоклассического направления и австрийской школы политической экономии
  9. Л. В. Куряев. Экономический цикл: анализ австрийской школы. - Челябинск: Социум,. — 220 с. (Сер.: «Бум, крах и будущее», 2005
  10. 12.2. История экономических учений формирование основных направлений современной экономической мысли: маржинализм, неоклассические школы — австрийская, лозаннская, кембриджская, американская, кейнсианство; история современных (послевоенных) экономических теорий; экономическая мысль в России
  11. Субъективизм, рост знаний и недетерминированность
- Информатика для экономистов - Антимонопольное право - Бухгалтерский учет и контроль - Бюджетна система України - Бюджетная система России - ВЭД РФ - Господарче право України - Государственное регулирование экономики в России - Державне регулювання економіки в Україні - ЗЕД України - Инновации - Институциональная экономика - История экономических учений - Коммерческая деятельность предприятия - Контроль и ревизия в России - Контроль і ревізія в Україні - Кризисная экономика - Лизинг - Логистика - Математические методы в экономике - Микроэкономика - Мировая экономика - Муніципальне та державне управління в Україні - Налоговое право - Организация производства - Основы экономики - Политическая экономия - Региональная и национальная экономика - Страховое дело - Теория управления экономическими системами - Управление инновациями - Философия экономики - Ценообразование - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика отрасли - Экономика предприятия - Экономика природопользования - Экономика труда - Экономическая безопасность - Экономическая география - Экономическая демография - Экономическая статистика - Экономическая теория и история - Экономический анализ -