<<
>>

8. Развитие денег.—Мировые деньги.—Мерило стоимости.— Сокровище

На протяжении всей феодальной эпохи наиболее распространенной формой обмена была так называемая меновая торговля, т.-е. непосредственный обмен предметов потребления. Тем не менее, уже в феодальный период развитие денежно-меновых отношений делает некоторый шаг вперед. Уже при господстве патриархально-родовых отношений в различных областях началось развитие местных «денег».
Процесс меновых отношений выделял из ряда товаров один товар,' в котором все остальные товары выражали свою стоимость каждый раз, когда определение ее представляло практический интерес, т.-е. при каждом акте обмена. В каждой территории такое исключительное положение заняли прежде всего товары, которые но производятся в ней, из-за которых она вступает в обмен с соседними территориями, и в которых, следовательно, она выражает стоимость своих продуктов каждый раз, когда на избыток их приобретает эти чужие товары. Со временем такую же роль начали играть те предметы собственного производства, которые приобрели решающее значение для жизни -того или иного племени, напр., скот и продукты скотоводства у кочевников, меха пушных зверей у лесных бродячих племен и т. д. Таким способом «деньгами» в одних областях сделались шкуры, в других—куски янтаря, в третьих—меди, в четвертых—золота и т. д.

При том огромном влиянии, которое кочевники оказали на развитие обмена, было совершенно естественно, что скот, в особенности вол и овца, приобрел широкое распространение в качестве мерила стоимости. Так в Илиаде медный треножник оценивается в двенадцать быков, металлическое вооружение в девять, рабыня, опытная в женских работах, в четыре. И еще в эпоху Дракона (VII век до нашей эры) штрафы исчислялись в головах скота. Изображение быка на древних греческих монетах некоторые историки связывают с тем обстоятельством, что металл был преемником скота в качестве денег. Название денег (pecunia " от pecus—скот) и чеканка медной монеты bourn oviumque effigio («с изображениями быков и овец») показывает, что и в Риме скот раньше функционировал в качестве денег.

В евангелий от Матвея (VI, 19) имеется место, которое хранит воспоминание об эпохе, когда шкуры (и меха) были главным материалом для воплощения стоимости и потому, подобно позднейшим металлическим деньгам, служили для накопления богатств: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут».

Упоминание о ржавчине, как истребительнице богатств, показывает, насколько в Римской империи первых веков нашей эры была свежа память о железе, как обычной форме сокровища. У древних персов, первобытных германцев и шведов главным мерилом стоимости тоже был скот. У киргизов еще в конце XVIII века и стоимость обмениваемых товаров, и размеры богатства обычно переводились на скот, в количестве его находили свое выражение.

В древней Руси меха долгое время занимали выдающееся положение в качестве торговой статьи. Военно-меновые походы новгородцев и полян на патриархально-раздробленных соседей— древлян, радимичей, литовцев и финские племена—предпринимались в первую очередь из-за мехов. При таких же походах на Византию пушнина (и рабы) служила главным товаром, па ' который выменивались предметы роскоши Востока и Византии. На песколько столетий меха сделались главной формой денег на территории, занимаемой современной Россией. Самое слово «деньги» было заимствовано только в XIII веке у татар и служило для обозначения звонкой монеты. Деньги же вообще—как мерило стоимости и как обычная форма сокровищ—еще долгое время назывались кунами, словом, первоначальное значение которого было «меха». Одно из подразделений тогдашней денежной .- единицы было «векши». Да и вся древнейшая денежная система была построена на относительной стоимости обращавшихся на рынке мехов различных зверей. Проповедник XI века твердо стоял на

і»

— 100 —

почве современной ему действительности, когда он убеждал не

собирать себе сокровища, не собирать «куны (деньги) и порты (платье) на изъядение моли».

Крайняя неудовлетворительность таких денег, как шкуры и меха, сама собою понятна. К недостаткам их относится прежде всего подверженность порче,—обстоятельство, на которое единодушно указывают и апостол Матфей, и русский проповедник, разделенные почти тысячелетием. Вторым, не менее важным недостатком является величайшая неоднородность шкур даже одного и того же зоологического вида. Далее, идеальный денежный материал должен быть таков, чтобы уменьшение его количества пропорционально уменьшало его потребительную стоимость и стоимость трудовую.

Между тем, дорогой мех при делении его на части, в конце концов, утрачивает потребительную стоимость, а вместе с тем перестает быть и стоимостью. Для выражения долей стоимости приходилось прибегать к более или менее искусственным мерам, напр., приравнивать мех горностая стольким-то мехам белки. Таким образом объективного масштаба цен не было, определение соотношения стоимостей различных денег, обращавшихся на рынке, получало произвольный характер, денежная система неизбежно приобретала хаотический' вид, совершение каждого менового акта выдвигало целый ряд трудностей, .которые обходились только при помощи чисто искусственных мер. Вообще развитие товара-мехов в товар-деньги представляло сравнительно небольшой шаг вперед от непосредственного обмена.

Ц У древнейших германских племен скот, шкуры и меха перво-

ft начально тоже играли роль денег. Но уже до нашей эры эти денежные материалы кое-где оттесняются янтарем. От племен, живших г у Балтийского и Немецкого морей, янтарьужев микенский период I греческой культуры, (начало первого тысячелетия до нашей эры) | через ряд посредников достигал до Балканского полуострова. В позднейшее время последовательные волны обмена переносили его до этрусков, первоначальных обитателей Аппенинского полуострова, а потом до их преемников, римлян. Как товар, на который легко было выменять всякие другие товары, янтарь наряду с мехами превратился в деньги для германских племен, живших на главных путях между северо-западом Европы и Италией. Как товар, не подверженный порче, отличающийся сравнительной внутренней однородностью, не вполне утрачивающий при делении свою потребительную стоимость, янтарь представлял более совершенный денежный материал, чем меха. Простого взвешивания двух однородных кусков янтаря достаточно для определения их относительной стоимости.

Но, хотя и более совершенный денежный материал, чем меха, янтарь все же был очень далек от совершенства. Только в виде исключения попадают куски янтаря, совершенно одинаковые по чистоте, цвету и блеску.

Делимость не идет дальше довольно тесных пределов, за которыми частицы янтаря утрачивают потребительную стоимость и с нею, конечно, меновую. С такими деньгами мог примиряться только обмен, едва лишь возвысив- пшйся над ступенью непосредственного обмена, при котором нет никакого устойчивого масштаба, и каждая сторона при всяком меновом акте выражает стоимость своего товара все в новом и новом товаре.

В железе и в особенности в меди нет многих из тех недостатков, которыми отличаются такие денежные материалы, как меха или янтарь. Поэтому в некоторых странах в течение долгого времени железо и медь в качестве денег занимали монопольное положение. В Греции, напр., в роли денег они выступили уже в гомеровскую эпоху; в Византии еще во время Пелопонесской войны (конец V века до нашей эры) разменная монета делалась из железа; Спарта до III века пользовалась исключительно железными деньгами; в Сицилии приблизительно до того же времени все торговые расчеты производились на медь.

Однако и железные и медные деньги страдают крупными недостатками: их «ржа истребляет», они отличаются недостаточной внутренней однородностью,—припомним старые методы добывания железа,— в большом объеме и весе они представляют сравнительно малую стоимость. Такие деньги могли находить применение только при обмене, который вообще не был развит количественно, а качественно стоял на столь низкой ступени развития, что продукты, как общее правило, обменивались на продукты, деньгами же покрывались сравнительно ничтожные излишки меновой стоимости. Только при полной неразвитости обмена «законы Ликурга», который будто бы ввел и стремился увековечить в Спарте железные деньги, могли сохрапять свою силу в течение многих столетий.

Борьба между различными денежными материалами неизбежно приводит к тому, что окончательная победа повсюду склоняется на сторону серебра и золота. Их физические свойства—полная однородность различных экземпляров, бесконечная делимость, при чем мельчайшие частицы легко опять соединяются в слитки, неизменяемость при действии кислорода воды или воздуха и даже большинства кислот,—все это делает их (в особенности золото) идеальным материалом для функционирования в качестве денег.

Благодаря своей значительной редкости благородные металлы приобретают то общественное свойство, которое Маркс называет высоким «экономическим удельным весом»: небольшое количество их представляет сравнительно большие трудовые затраты, т.-е.

сравнительно высокую стоимость. Это до чрезвычайности повышает подвижность таких денег: облегчает передачу их из рук в руки и перевоз из одной страпы в другую." Но в то же время и их физический удельный вес настолько велик, что уже небольшое по объему количество оказывает чувствительное действие на весы. Благодаря этому в серебре и золоте могут найти себе выражение мелкие подразделения стоимости.

По всем этим причинам благородные металлы, сделавшись главным денежпым материалом в одной территории, постепенно вытесняют другие денежные материалы во всех областях, с которыми первая связана меновыми отношениями. В Китае, Индо-

стане и Месопотамии серебряные деньги получили широкое распространение уже во втором тысячелетии до нашей эры, если не раньше. В средневековой Европе переход к металлическим деньгам потребовал много меньше времени и совершился на более низкой ступени развития обмена, чем на древнем Востоке: меновые сношения с Римом, Византией и арабами давали кельтам, германцам и славянам готовую форму, которая уже в древнем мире достигла значительной выработанности.

Одновременно с превращением металлов в главные орудия обмена, в деньги, началось развитие этих денег в монету.

Первоначально металлы функционировали в качестве денег в своей натуральной форме: в виде слитков, кусков, песку. Зародышевой формой собственно монеты были металлические украшения: ожерелья, браслеты, запястья, кольца, пластинки, которые надевались на ноги и руки, продевались в уши и нос, вплетались в волосы. Из всех этих _форм постепенно побеждает форма медного, серебряного или золотого кольца, как наиболее приспособленная для мелких платежей и для ношения. Повсюду, где обмен достигал известной ступени развития—в древнейшем Вавилоне, в Египте, Индостане, Иудее, у римлян, среди древних германских племен и первобытных обитателей Швеции—мы встречаем эту зародышевую форму монеты х).

Возникнув из украшения, эмбриональная монета в свою очередь произвела полный переворот в общем характере украшений.

На предыдущей ступени развития вождь, выделяющийся из массы своего рода, обвешивал себя предметами, которые символизировали его личное военное превосходство. Теперь он обвешивает себя драгоценностями, которые должны всем возвещать, как он богат. Раньше лучшим его трофеем были скальп или отрезанные уши врага. Теперь эти натуральные украшения заменяются золотыми и серебряными украшениями, и даже доспехи ценятся уже не только по их боевым качествам, но и по золоту, серебру, драгоценным камням, осыпающим шлем или рукоятку меча. Втягиваемый в меновые отношения, прежний суровый воин постепенно превращается в ходячую выставку орудий обмена: уже они, а не только его военная сила, начинают символизировать его власть над людьми. Это—процесс, параллельный развитию вооруженного грабежа в двусторонний обмен и воина—в купца.

В кольце функции денег еще не обособились от функций украшения. Напротив, металлические прутья с самого начала предназначались функционировать преимущественно в качестве денег. Эта форма придавалась не только серебру и золоту, но и железу и меди. Так как эти прутья по своему виду напоминали вертел (броХб?), то они носили название «обол», долгое время сохранившееся в Греции за мелкой монетой. Так как рукой можно было охватить шесть таких прутьев, то получилась де-

'1 Но волн украшение дало начало металлической монете, то впоследствии развитая монета становится распространенным предметом украшения, а на Востоке, отчасти на Балканском полуострове и т. д., остается таковым до настоящего времени. Следовательно, до сих нор не порвана связь монеты а украшения. нежная единица, называвшаяся «горстью», или драхмой (от 8pa'.TT0(Aat), и удержавшаяся после прочного перехода к серебряным деньгам.

Такие грубые методы измерения, как счет кусков металла, только приблизительно одинаковых, могли применяться лишь при относительной неразвитости обмена; пока денежный материал представлял сравнительно низкую стоимость, как медь или железо; пока меновые пропорции вообще носили более или менее случайный характер и заново определялись для каждого единичного акта обмена; пока вымениваемые прутья представляли потребительную стоимость не столько потому, что они—средства обмена, деньги, на которые можно купить всякий другой предмет, сколько потому, что они могут непосредственно удовлетворять определенной потребности: в орудиях, доспехах, оружии. На этой ступени выделение одного определенного товара из ряда других товаров и превращение его в деньги сделало новый шаг вперед, но еще далеко от завершения.

Развивающийся обмен, выдвигая новый денежный материал,—• серебро и золото,—вместе с тем создавал потребность в точных способах измерения. Имеет ли благородный металл форму слитков, колец или прутьев, при платежах он во .всяком случае подвергается взвешиванию г При сравнительно мелких платежах прут или кольцо расплющивается ударами молотка и потом от него отрубаются мелкие частицы, которые опять-таки подвергаются взвешиванию.

Весы сделались необходимым орудием всякого торговца, золотых дел мастер — неизбежным соучастником почти всякой сколько-нибудь сложной сделки. Так объясняется то исключительное положение, которое золотых дел мастера,—«кузнец по золоту» или «кузнец по серебру» (Goldschmied или Silderschmied,— занимали среди ремесленников на всем протяжении средних веков: их главным занятием было не ювелирное дело в собственном смысле этого слова, а особого рода банковые операции, (приближающиеся к размену. Из их же среды впоследствии вышли профессиональные менялы. Трудно представить себе, насколько сложным становилось производство всяких платежей благодаря постоянной необходимости взвешивания. Еще лет 150 тому назад путешественники по Китаю рассказывали, что оно отнимало у купцов несравненно больше времени, чем самый торг, 'хотя последний на начальных ступенях обмена и сам по себе представлял невообразимо длительную процедуру.

По мере того, как обмен развивается, и, следовательно, металлические деньги все чаще и чаще переходят из рук в руки, взвешивание приходится повторять уже не при каждой их пе-

.И отвеспл Авраам Ефрону серебра, сколько он об'явил вслух сыпов Хето- вых, четыреста сиплей серебра". .Вот серебро каждого в отверстии мешка его, серебро наше по весу его". „Тогда человек тот взял золотую серьгу, весом полсикля, и два запястья на руки ей, весом в десять сиклей золота" (Бытие ХХШ, 16, XLIII, 21, XXIV, 22). Сикель или секель—8,4 грамма, т.-е. немного более двух золотников.

редаче. Серебряные прутья, кружки и кольца с самого начала изготовляются такой величины, что они как раз соответствуют единице веса, господствующей в данной области. Так, в Вавилоне веков за пятнадцать до нашей эры значительное распространение получили серебряные слитки по 5 сиклей. Купцы, занимавшие видное положение по широте своих меновых связей, начали удостоверять вес и. чистоту этих слитков, накладывая на Них свое клеймо. Но уже очень рано купцов оттеснили .храмы,—в особенности храм «Великой богини»,—которые с самого начала были поставлены в центре меновых отношений. Отсюда оставался лишь небольшой шаг до того, чтобы изготовление таких слитков превратилось в исключительную привилегию феодального сеньера. Так же развивались деньги и в позднейшее время: в Персии I и Лидии VI столетия, в малоазиатских колониях греков в начале I V'li века, в Эгине, Халкиде, Коринфе и Афинах к концу того же I века, в Риме времен децимвиров: повсюду в эпохи, которые характеризуются относительно быстрым ростом меновых отношений.

Таким образом потребности развивающегося обмена приводили к тому, что металлические деньги начали принимать .форму монеты: прутьев, а впоследствии слитков определенной формы и строго определенного веса. Взвешивание заменилось более простой операцией: проверкой действительного веса монет и в сравнительно редких случаях—проверкой их чистопробности. '

Величина и в особенности названия денег в их "новой форме, в монете, еще долго напоминают о происхождении последней из старых денег, из чисто весовых денежных единиц. Так, в Вавилоне единицей веса был талант, который делился на 60 мин, а мина в свою очередь на 60 секелей,.—и все эти весовые отношения и названия были воспроизведены в монетной системе. Последняя с изменениями названий и некоторыми видоизменениями весовых отношений перешла к грекам и римлянам. «Фунт стерлингов» и «ливр» (фунт) в свое время тоже были названиями, соответствовавшими действительному весу монеты. Но уже в феодальный период началось расхождение названий с действительным содержанием металла в монетах. Его первоначальной причиной была, вероятно, двойственность монетной системы: серебро, древнейший денежный материал у египтян, греков, римлян и германцев постепенно разделяет свое господствующее положение с золотом или сплавом золота и серебра. Но Vis—Vit фунта золота представляла такую же стоимость, т.-е. такое же количество трудовых затрат, как один фунт серебряных денег.

Мелкие подразделения монетной единицы получались посредством ее действительного разделения. Так, арабская диргема (или диргам), серебряная монета величиной менее полтинника, получившая значительное распространение в древней России, разрезалась на половинки, четверти, даже на двадцатые доли, которые играли роль мелкой разменной монеты. Бывало и так, что от золотой или серебряной монеты, как от прежнего слитка, отрубали известную долю. Уменьшенная монета, пока урезывание не заходило дальше известных пределов, обращалась в более или Менее Ограниченной области, как полноценная: совершенно так же, как еще очень недавно в России обращалась по своей нарицательной стоимости разменная серебряная монета, пробитая в середине и урезанная по краям. Но, отдаляясь от своей области, поступая к иноземным купцам, монета опять превращалась просто в денежный материал и подвергалась оценке исключительно на основе действительного веса металла. В большинстве восточных государств до сих пор купцы принимают по весу даже местную монету. Таким образом целый ряд промежутвч- ных звеньев соединяет развитую монету с фактически взвешиваемым денежным материалом, с товаром, с обыкновенным предметом торговли.

Области, в которых деньги обращались в виде монеты, т.-е. на основании удостоверенного клеймом их металлического содержания, оставались очень ограниченными на всем протяжении феодальной эпохи; они совпадали с областями, па которые распространялась власть сюзеренов, коллективных или единоличных. Так, в древней Персии право чеканки монеты принадлежало многим городам и сатрапам. В Греции VII—VI веков до нашей эры собетвенная монета чеканилась в Эгине, Халкиде, Эретрии, Коринфе, Афинах, Беотии, Фокиде, Аркадии, Кирене и т. д. В древнем Риме только в начале I века до нашей эры у союзников было отнято право чеканить монету, но и тогда за ними оставлено право чеканки разменной монеты. Важнейшие города восточных римских владений чеканили собственную монету до эпохи Диоклетиана.

Такой же характер местных, областных денег имела монета в средневековой Европе. В Германии на исходе средних .веков насчитывалось до шестисот сюзеренов, епископов, аббатов и городов, чеканивших каждый собственную монету. В Польше до половины XV века всякий крупный магнат мог открыть у себя монетный двор. Во Франции до ХН—XIII века правом чеканки монеты пользовалось от 30 до 40 сюзеренов,—графов и герцогов. В России до конца XV, века монета чеканилась пе только такими крупными сюзеренами, как князья московский, тверской или рязанский, но и такими мелкими удельными князьями, как ,ста- рицкие или городенские, сеньерии которых пе превышали размеров одного теперешнего уезда, иногда одной волости. Даже в Англии чеканка монеты превратилась в королевскую регалию, т.-е. в исключительное право короля, только в конце XII столетия. Нелегко в настоящее время представить себе, к какому хаотическому разнообразию монетных систем приводила мопетная автономия мелких областей феодальной эпохи. Меры веса находились еще в процессе выработки и изменялись от одной страны, даже от одной провинции к другой. Только потребности развивающегося обмена медленно приводили к известному единству в этой сфере: в тому, что известная весовая единица получала общее распространение в территориях, связывающихся между собою обменом, и в тому, что господствующим становилось по- следовательное подразделение ее на определенное количество долей: на 60, как было в Вавилоне, или на 50, как постепенно устанавливается в Греции (это—уже переход в десятичной системе). На небольшой площади неизбежно сталкивались монеты, построенные на таких системах веса, которые отличались одна от другой, как господствующая до сих пор у нас система торгового веса отличается от системы аптекарского веса и десятично» (метрической) системы.

Печать провинциальной обособленности, лежащая на монетах, еще больше усилилась, когда начался упомянутый выше разрыв их с системами веса. Величина основной монетной единицы сделалась изменчивой и более или менее произвольной. «Гривна», т.-е. монета, которая первоначально содержала 1 фунт серебра, чеканилась одним сюзереном в % фунта, другим—в .Уа> третьим—всего в Vi- Соответственно изменялся и вес ее (дробных подразделений. Не меньшее разнообразие получалось от того, что в одних областях монета чеканилась из чистого золота, в других—с примесью серебра.

Таким образом в первоначальной истории денег ярко отразилась вся история феодального общества.

Обмен между соседними родовыми группами, последовательно развиваясь от единичной до всеобщей формы, приводил к созданию первичных межродовых союзов, охватывающих сравнительно ограниченные территории,—и в то же время в каждом из .таких союзов выдвигал тот или иной товар, кав обычное мерило меновой стоимости, как «местные деньги»: скот, шкуры

или меха, раковины, куски соли, янтарь, железо, медь, серебро, золото.

По мере того, как сфера меновых отношений расширялась, возникали слабые межобластные союзы,—и в то же время начиналась борьба между местными деньгами за преобладающее положение. В одной стране она оканчивалась победой мехов, в другой—янтаря, в третьей—железа.

Отдельные страны в своих взаимных отношениях повторили потом историю областных союзов. Иногда страны, связывающиеся примитивным обменом, объединялись завоеванием, утрачивали свою политическую самостоятельность. Иногда же они сохраняли эту самостоятельность; но в таком случае постепенно вырабатывались известные обычные нормы зародышевого «международного права», которые санкционируют мирный обмен между ними. И в том, и в другом случае «отбор» денежного материала получал более широкую арену для своего действия и приводил к тому, что «местные деньги» той или иной страны развивались в общие, в «мировые деньги» всех стран, экономически связывающихся между собою. Так, медь вытеснялась серебром, а последнее, в конце концов, сменялось золотом: процесс, который до сих пор пе достиг завершения, поскольку, напр., в индостанской торговле, да и вообще в азиатской, далее все внешние сделки по большей частя исчислялись па серебро и обслуживались серебром, которое отчасти еще и теперь сохраняет здесь господствующее положение в качестве денег і).

Поскольку отдельные местности связываются обменом, постольку местные деньги оттесняются единым денежным материалом: во всех древних странах, окружающих Средиземное море, во всей средневековой Европе единственными деньгами становится серебро, потом серебро и золото.

Но поскольку феодальное производство остается в силе, т.-е. поскольку хозяйство имеет натуральный характер, поскольку мелкие области и провинции сохраняют экономическую и политическую самостоятельность, постольку единый денежный материал получает в них клеймо локальной и провинциальной обособленности: превращается опять в местные деньги, в монету, которая, как таковая, может функционировать лишь в своей ограниченной территории.

Получается полная аналогия с религиозным развитием феодальной эпохи, с развитием общих союзных богов и общего культа, стоящих над местными фетишами и культами. Первые неопределенные тенденции к монотеизму возникают на той самой экономической основе, на которой местные деньги расширяют сферу своего функционирования и шаг за шагом превращаются в мировые деньги. И подобно тому, как местные фетиши связываются цепью происхождения с верховным божеством всего союза, так все местные деньги, монеты, происходят теперь от единого денежного материала, от серебра или золота. При всех событиях, выходящих по своему значению за пределы отдельных феодальных групп, они от своих близких и живых по своей близости фетишей обращаются к отдаленному общему божеству: так и местные деньги, переходя за пределы своей области, утрачивают клеймо местной ограниченности, стирают с себя печать местного сюзерена и превращаются в общий, абстрактный денежный материал,—просто в такое-то количество серебра или золота.

Историки и экономисты любят распространяться на тему о том, как обмен феодальной эпохи тормозился полной децен- трализованностью монетного дела. Если бы они более вдумались в суть феодального производства и феодального общества, они подчеркнули бы другую сторону дела: как ни слаб был обмен феодальной эпохи, однако уже он положил конец хаосу местных денежных материалов; пестрое разнообразие в этой сфере он заменил повсеместным единообразием такого совершенного денежного материала, как серебро и даже золото. Пока главные деятели обмена всем своим существованием были связаны с феодальной

!) Маркс (в „Критике политической экономии", 1859 г., и в I томе „Капитала" 1867 г.) признавал мировыми деньгами и золото, и серебро. Так оно было и в действительности от древнейших времен и до самых последних десятилетий. Но уже Энгельс в одном примечании к 4 изданию I тома «Капитала* (1890 г.) высказывает предположение, что быстрое понижение стоимости серебра—вследствие уменьшения трудовых затрат па его добывание—поведет к тому, что оно перестанет функционировать на мировом рынке в качестве денег. В настоящее время—это совершившийся факт.

следовательное подразделение ее на определенное количество долей: на 60, как было в Вавилоне, или на 50, как постепенно устанавливается в Греции (это—уже переход к десятичной системе). На небольшой площади неизбежно сталкивались монеты, построенные на таких системах веса, которые отличались одна от другой, как господствующая до сих пор у нас система торгового веса отличается от системы аптекарского веса и десятичной (метрической) системы.

Печать провинциальной обособленности, лежащая на монетах, еще больше усилилась, когда начался упомянутый выше разрыв их с системами веса. Величина основной монетной единицы сделалась изменчивой и более или менее произвольной. «Гривна», т.-е. монета, которая первоначально содержала 1 фунт серебра, чеканилась одним сюзереном в ЕУ8 фунта, другим—в .У-, третьим—всего в 1Д. Соответственно изменялся и вес ее 'дробных подразделений. Не меньшее разнообразие получалось от того, что в одних областях монета чеканилась из чистого золота, в других—с примесью серебра.

Таким образом в первоначальной истории денег ярко отразилась вся история феодального общества.

Обмен между соседними родовыми группами, последовательно развиваясь от единичной до всеобщей формы, приводил к созданию первичных межродовых союзов, охватывающих сравнительно ограниченные территории,—и в то же время в каждом из таких союзов выдвигал тот или иной товар, как обычное мерило меновой стоимости, как «местные деньги»: скот, шкуры

или меха, раковины, куски соли, янтарь, железо, медь, серебро, золото.

По мере того, как сфера меновых отношений расширялась, возникали слабые межобластные союзы,—и в то же время начиналась борьба между местными деньгами за преобладающее положение. В одной стране она оканчивалась победой мехов, в другой—янтаря, в третьей—железа.

Отдельные страны в своих взаимных отношениях повторили потом историю областных союзов. Иногда страны, связывающиеся примитивным обменом, объединялись завоеванием, утрачивали свою политическую самостоятельность. Иногда же они сохраняли эту самостоятельность; но в таком случае постепенно вырабатывались известные обычные нормы зародышевого «международного права», которые санкционируют мирный обмен между ними. И в том, и в другом случае «отбор» денежного материала получал более широкую арену для своего действия и приводил к тому, что «местные депьги» той или иной страны развивались в общие, в «мировые деньги» всех стран, экономически связывающихся между собою. Так, медь вытеснялась серебром, а последнее, в конце концов, сменялось золотом: процесс, который до сих пор пе достиг завершения, поскольку, напр., в индостанской торговле, да и вообще в азиатской, далее все внешние сделки по большей частя исчислялись па серебро и обслуживались серебром, которое отчасти еще и теперь сохраняет здесь господствующее положение в качестве денег

Поскольку отдельные местности связываются обменом, постольку местные деньги оттесняются единым денежным материалом: во всех древних странах, окружающих Средиземное море, во всей средневековой Европе единственными деньгами становится серебро, потом серебро и золото.

Но поскольку феодальное производство остается в силе, т.-е. поскольку хозяйство имеет натуральный характер, поскольку мелкие области и провинции сохраняют экономическую и политическую самостоятельность, постольку единый, денежный материал получает в них клеймо локальной и провинциальной обособленности: превращается опять в местные деньги, в монету, которая, как таковая, может функционировать лишь в своей ограниченной территории.

Получается полная аналогия с религиозным развитием феодальной эпохи, с развитием общих союзных богов и общего культа, стоящих над местными фетишами и культами. Первые неопределенные тенденции к монотеизму возникают на той самой экономической основе, на которой местные деньги расширяют сферу своего функционирования и шаг за шагом превращаются в мировые деньги. И подобно тому, как местные фетиши связываются цепью происхождения с верховным божеством всего союза, так все местные деньги, монеты, происходят теперь от единого денежного материала, от серебра или золота. При всех событиях, выходящих по своему значению за пределы отдельных феодальных групп, они от своих близких и живых по своей близости фетишей обращаются к отдаленному общему божеству: так и местные деньги, переходя за пределы своей области, утрачивают клеймо местной ограниченности, стирают с себя печать местного сюзерена и превращаются в общий, абстрактный денежный материал,—просто в такое-то количество серебра или золота.

Историки и экономисты любят распространяться на тему о том, как обмен феодальной эпохи тормозился полной децен- трализованностью монетного дела. Если бы они более вдумались в суть феодального производства и феодального общества, они подчеркнули бы другую сторону дела: как ни слаб был обмен феодальной эпохи, однако уже он положил конец хаосу местных денежных материалов; пестрое разнообразие в этой сфере он заменил повсеместным единообразием такого совершенного денежного материала, как серебро й даже золото. Пока главные деятели обмена всем своим существованием были связаны с феодальной номическое содержание, то двойственный характер сил развития обнаружится для нас вполне наглядно.

Значительная доля войн феодализма должна быть, несомненно, отнесена за счет земельной тесноты или, что то же, перенаселения. Таковы, напр., беспрестанные завоевательные и грабительские походы скандинавов, племен, населявших страны крайнего севера Европы, с очень суровой и бедной природой, дававшие лишь ограниченные средства к жизни. Таковы были колонизационные походы германцев для вытеснения славян, славян—для вытеснения фипско-монгольских племен на востоке и северо-востоке Европы. Таковы нападения тюркских племен на Византийскую империю, на славян и германцев ныпешней Австро- Венгрии; таковы были вначале и завоевательные походы арабов в эпоху развития магометанства. И параллельно с такими крупными историческими передвижениями' сюда же относятся бесконечные столкновения маленьких и больших феодалов из-за различных спорных клочков земли. Но уже здесь легко видеть, что перенаселение абсолютное не одно, или, по крайней мере, не в чистом своем виде служит источником этой борьбы и возникающих из нее социальных изменений. Прежде- всего, тут имеется перед нами не только перенаселение вообще, но также специальное и своеобразное «перенаселение» феодалов, как особого социального класса. Феодал, подобно прежним организаторам, патриархам и вождям предыдущей эпохи, живет за счет прибавочного труда своих подчиненных или «подданных», но он уже гораздо дальше отошел от них в смысле развития и расширения потребностей. Само по себе возрастание размеров общины, т.-е. увеличение количества прибавочного продукта, стекающегося в руки феодала, не могло бы оказать особенно значительного действия в этом направлении, поскольку хозяйство оставалось натуральным: потреблять много больше других членов общины в смысле чисто количественном феодал все равно не может, а с качественной стороны—продукты общины немногим более разнообразны, чем прежде. Но развитие меновых отношений позволяет феодалу количество продуктов замещать качеством,—обменивать излишек обычных произведений труда его подданных на самые различные и, в том числе, самые утонченные предметы потребления, производимые другими общинами и даже другими странами. Благодаря этому, если бы сословие феодалов и не размножалось вовсе, то при застойной технике все же становилось бы для их вассалов труднее и труднее добывать средства к удовлетворению их расширяющихся потребностей; а между тем феодалы, конечно, размножаются и, большей частью, еще быстрее своих вассалов Отсюда неизбежное воз- — 1S8 —

растание тягостей, лежащих на низшем сословии, возрастание непрерывное, какое испытывали на себе, напр., крестьяне средневековой Европы. К перенаселению абсолютному, означающему невозможность при данной технике добывать на данном пространстве земли достаточную сумму насущных жизненных средств для его обитателей, присоединяется перенаселение «относительное», означающее невозможность удовлетворять растущие потребности определенного класса, при данной его численности. Это пе такое «относительное перенаселение», о таком нам придется говорить при изучении капитализма, с его резервной армией безработных,—но оно тоже является «относительным» в том смысле, что зависит не от абсолютной недостаточности данной системы производства для данного числа ее участников-потребителей, . а от социальных соотношений между классами эксплоататоров и эксплоатируемых.

Далее, поскольку обмен успел сложиться в устойчивые формы, . поскольку уже существуют определенные его центры или рынки, торговые дни, ярмарки и т. п.,—постольку возникают условия для постоянной рыночной борьбы, которая является особым, самостоятельным двигателем технических и экономических изменений: борьбы между продавцом и покупателем и, в данную эпоху в меньшей степени, конкуренции между продавцами. Выступает ли на рынке непосредственный производитель — вассальный крестьянин, ремесленник,— или присвоитель их прибавочного : продукта — феодал,— или, наконец, начавший уже всех их эксплуатировать профессиональный посредник—торговец,—во всех случаях оказываются на-лицо новые мотивы и условия, прямо или косвенно ведущие к изменениям техники и социальных отношений. Для всякого продавца возможность удешевить продукт представляет наибольшую гарантию успешного сбыта его товара. Непосредственного производителя это заинтересовывает в повышении производительности его труда, т.-е. в улучшении приемов производства; феодала это же самое побуждает к усилению эксплоатации производителей, что в свою очередь заставляет их для удержания своего жизненного уровня усваивать по мере возможности лучшие методы труда; торговец побуждается рыночной борьбой и к усилению эксплоатации, но также и к изысканию наиболее дешевых способов приобретения и доставки товаров.

Новые стимулы развития действуют не так резко и. остро, как сила непосредственного перенаселения,— но зато несравненно более систематично и неуклонно: они оказывают свое давление при каждом акте обмена, так что влияние их повторяется несчетное число раз. Относительно всего слабее их действие на кре- стьянина, который в феодальную эпоху обыкновенно почти не выступает на рынке и не связан с ним непосредственно, а связан только косвенно, через феодала, продающего его прибавочный продукт, или через торговца. Если к этому прибавить наибольший гнет авторитетов, лежащий на крестьянине, и особенную узость его жизни, фактически почти не выходящей за пределы его общины и ее маленькой территории, то нам станет понятен тот огромный консерватизм, технический и идейный, который обнаруживает история средневекового, напр., крестьянства. Можно признать, что, вообще, для федеральной системы не в крестьянском сословии лежит исходная точка и опора социального развития.

Наиболее прогрессивные классы феодального общества, это наиболее тесно связанные своими жизненными условиями с обменом и рынком—ремесленники и торговцы. Что касается феодалов, то и они тогда класс не настолько неподвижный и застойный, как их крестьянство; по развитие их влиянием рынка направляется, как мы видели, в сторону главным образом расширения потребностей и усиления эксплоатации, следовательно—в сторону социального паразитизма. И это относится не только к феодалам светским, но, с течением времени все в большей мере, и к жреческому сословию, в котором, под действием обмена и растущего накопления собственности, производственно-организаторская функция начинает оттесняться жаждою эксплоатации, паразитической тенденцией.

Совместное действие натурально-хозяйственных и меновых сил развития выступает исторически в самых различных комбинациях; отсюда—и различный характер, и различный темп социальных изменений. Что касается первого, то нам придется выяснять его, изучая те общественные формы, которые возникают из феодального строя и на смену ему; а относительно второго мы уже раньше отметили, что, при всех вариациях, скорость развития, однако, далеко превосходит ту, какая была свойственна предыдущим эпохам, и что, вообще, в феодальном периоде столетия выполняют такую социально-преобразовательную работу, какую в патриархальную эпоху выполняли, приблизительно, тысячелетия. Ускоряющим моментом является по- преимуществу именно обмен; чем выше его развитие, тем быстрее Изменяется строение общества. При посредстве меновых сношений страны, ушедшие вперед на пути социальной организации, могут своим влиянием значительно облегчать движение стран более отсталых, значительно сокращать период, необходимый для их перехода к новым формам.

<< | >>
Источник: Богданов Александр Александрович, Скворцов-Степанов Иван Иванович. Курс политической экономии докапиталистической эпохи. Изд. 5-е. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ» — 378 с. (Размышляя о марксизме.). 2011

Еще по теме 8. Развитие денег.—Мировые деньги.—Мерило стоимости.— Сокровище:

  1. Происхождение денег, их эволюция. Деньги - экономическая и историческая категория. Развитие форм стоимости
  2. 9. Деньги в функциях средства накопления, образования сокровищ
  3. 7. Содержание и значение функции денег как меры стоимости (масштаб цен, счетные деньги).
  4. Развитие форм стоимости и появление денег.
  5. Проблема «Деньги-время». Временная стоимость денег. Дисконтирование. Понятие и виды процентных ставок. Виды и методы начисления процентов
  6. Деньги — развитая форма товарных отношений. Функции денег. Эволюция денежных систем
  7. 3. Развитие обмена и возникновение денег. Сущность и функции денег. Эволюция денег и природа современных денег. Законы денежного обращения
  8. ВОПРОС  2. Сущность денег. Деньги как деньги и деньги как капитал.
  9. Развитие форм стоимости. Слу­чайная, развернутая, всеобщая и денежная формы стоимости. Стоимость и цена.
  10. Спрос на деньги. Предложение денег. Равновесие на рынке денег
  11. 5.2. Основы теории альтернативной стоимости и стоимости денег во времени
  12. 3. Рынок денег. Деньги и их функции. Денежные агрегаты. Спрос на деньги. Равновесие на денежном рынке. Кривая LM. Потребление и сбережение. Инвестиции.
  13. 4. Понятие форм и видов денег. Бумажные и кредитные деньги: сходства и различия. Роль кредитных денег в экономике.
  14. ВОПРОС 4. Стоимость денег.
  15. 11. Альтернативные теории денег. Кредитные и электронные деньги.
  16. Деньги и их функции. Теории денег.
- Информатика для экономистов - Антимонопольное право - Бухгалтерский учет и контроль - Бюджетна система України - Бюджетная система России - ВЭД РФ - Господарче право України - Государственное регулирование экономики в России - Державне регулювання економіки в Україні - ЗЕД України - Инновации - Институциональная экономика - История экономических учений - Коммерческая деятельность предприятия - Контроль и ревизия в России - Контроль і ревізія в Україні - Кризисная экономика - Лизинг - Логистика - Математические методы в экономике - Микроэкономика - Мировая экономика - Муніципальне та державне управління в Україні - Налоговое право - Организация производства - Основы экономики - Политическая экономия - Региональная и национальная экономика - Страховое дело - Теория управления экономическими системами - Управление инновациями - Философия экономики - Ценообразование - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика отрасли - Экономика предприятия - Экономика природопользования - Экономика труда - Экономическая безопасность - Экономическая география - Экономическая демография - Экономическая статистика - Экономическая теория и история - Экономический анализ -