СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ЧЕЛОВЕКА ЭКОНОМИЧЕСКОГО И ЧЕЛОВЕКА СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО
Различия общетеоретических и методологических подходов в экономической науке и в социологии, а также различия в моделях человека приводили к ситуации, когда в течение многих десятилетий между двумя науками существовало «устойчивое разделение труда» [1], взаимовлияния двух наук носили крайне ограниченный характер, а изучаемая реальность была поделена между общественными науками на относительно замкнутые сферы (принцип «ящиков» по К.
Бруннеру).Экономический человек, преследующий эгоистические цели и свободно выбирающий наилучший способ реализации своих предпочтений, противостоял социологическому человеку, придерживавшемуся установленных обществом норм и правил, следующему внутренним императивам (интериоризованным социальным требованиям), боящемуся санкций. Экономический человек «обращен в будущее», социологический — «укоренен в настоящем» [1].
Если для неоклассической экономической теории исходной клеткой, мельчайшим элементом оказываются индивидуальные предпочтения, причем их происхождение не подлежит исследованию, то в структурно-функционалистской социологической теории аналогичным исходным элементом выступают, как мы уже говорили, социальные нормы и социальные роли, а их не-
289
обходимость вытекает из самого факта существования общества как системы. «Если по мнению социологов все, что не нормируется, является неупорядоченным и дисфункциональным, — пишет П. Вайзе, — то экономисты утверждают, что все организованное нерыночным способом — неэффективно и малопроизводительно». Различию во взглядах на социальный порядок соответствуют лежащие в основе этих наук различные образы человека, которые П. Вайзе иронично называет «монстрами» социальных наук: «homo sociologicus разучивает, интернализирует и играет свои роли с тихой радостью субъекта, для которого нет большего удовольствия, чем минимизировать разницу между должным и существующим; homo economicus с превеликим удовольствием максимизирует свою полезность и изыскивает все новые возможности для удовлетворения своих потребностей» [3, с.
115—116].Противоположность подходов экономистов и социологов американский экономист Дж. Дьюзенберри язвительно сформулировал в 1960 г. следующим образом: «Вся экономическая теория посвящена тому, как люди делают выбор, а вся социология посвящена тому, почему люди не имеют никакого выбора» («Economics is all
about how people make choices; sociology is all about how they don't have any choices to make») [5, с. 47].
Если социологический человек включен в общество по определению как носитель социальных ролей, то «асоциальность» экономического человека, подчеркивает В.С. Автономов, порождает немало теоретических трудностей при решении проблемы координации поведения индивидов в рамках человеческого общества: совокупность самостоятельных «экономических человеков» может удержать вместе лишь специальный механизм, метафорически названный А. Смитом «невидимой рукой», а Ф. Хайеком исследуемый в концепции «спонтанного порядка» (возникающего из взаимодействия индивидов без какого-либо плана) [1, с. 53].
Основные черты человека социологического голландский социолог С. Линденберг представил в модели SRSM (socialized, roleplaying, sanctioned man) — «социализированный человек, человек, исполняющий роль, человек, который может быть подвергнут санкциям» [25]. Модель человека социологического SRSM стала основным противопоставлением модели человека экономического версии REMM (resourceful, evaluative, maximizing man (изобретательный, оценивающий, максимизирующий человек)) К. Бруннера и У. Меклинга. Стремясь преодолеть недостатки SRSM, С. Линден- берг предложил усовершенствованную модель «человека социологического» — OSAM (opinionated, sensitive, acting man (имеющий соб-
290
ственное мнение, восприимчивый, действующий человек)). Объясняя соотношение и существенную разницу между REMM и SRSM, С. Линденберг утверждал, что модель SRSM годится для описания стационарного, стабильного общества, однако она не способна объяснить явления, вызванные изменениями условий жизнедеятельности общества.
Одновременно была предложена и усовершенствованная модель человека экономического — RREEMM (resourceful, restricted, evaluating, expecting, maximizing man — изобретательный, испытывающий ограничения, имеющий ожидания, оценивающий, максимизирующий человек), которая была воспринята многими экономистами и социологами уже как универсальная экономическая модель для всех социальных наук.Таким образом, если в экономической науке возникла «недосо- циализированная» (undersocialized по Т. Парсонсу) модель человека, то в социологии вызрела «пересоциализированная» (oversocialized по Д. Ронгу) концепция человека. И обе эти «крайности» сегодня подвергаются критике. Например, М. Гановеттер подчеркивает, что и в модели недо-, и в модели пересоциализированной «акторы отделены от своего непосредственного социального контекста». «Даже если экономисты, — пишет М. Грановеттер, — принимают социальные отношения всерьез, они неизменно абстрагируются от истории этих отношений и их связи с другими отношениями, т.е. от их исторической и структурной укорененности». В действительности, подчеркивает М. Грановеттер, «акторы не действуют и не принимают решения вне социального контекста подобно разрозненным атомам, они и не подчиняются рабски предписаниям, определенным тем особым пересечением социальных позиций, которое им случилось занять. Вместо этого их попытки целенаправленного действия укоренены в конкретных системах длящихся социальных отношений» [5, с. 48—50].
Немало социологов подчеркивали внутреннюю непоследовательность модели экономического человека версии REMM.
Модель и акроним REMM для фиксации основных черт экономического человека были предложены У. Меклингом и К. Бруннером в конце 1970-х гг. Первая составляющая модели — Resourceful (изобретательность, изобретательное экспериментирование), считает К. Бруннер, связана с биологической наследственностью человека и проявляется как и у первобытного человека, отбирающего съедобные растения и создающего орудия труда, так и у современного банкира, экспериментирующего с финансовыми инструментами.
«Человек ищет, решает задачи и экспериментирует. Он не является пассивным существом. Проводимые им эксперименты291
сильно разнятся — от тривиальных до грандиозных» [2, с. 55]. Правда, признается К. Бруннер, «понятие изобретательности пока не удалось адекватно формализовать» [2, с. 56].
Социологи несколько иначе интерпретируют сущность и происхождение такого свойства человеческого поведения, как изобретательность. Свое происхождение изобретательность как сугубо человеческое свойство берет, по мнению многих исследователей, из трудовой практической человеческой деятельности. Человек, в отличие от животных, способен не только отражать и использовать, но и преобразовывать в соответствии с заранее намеченной целью предметы природы с помощью сделанных орудий труда, превращая тем самым объекты в блага, ценности, стоимости, полезности. Полурефлекторная праорудийная деятельность формирующихся людей в процессе антропосоциогенеза превратилась в свободную целесообразную трудовую деятельность. Однако с самого начала эта формирующаяся трудовая деятельность имела коллективный, общественный характер, что проявлялось не только в процессуальных ее характеристиках, но и в необходимости закрепления и передачи трудового опыта от поколения к поколению в виде умений, навыков, образцов (паттернов), символических знаков, языка. Способность к трудовой деятельности и общественно-полезный, общественно значимый характер труда создают общественную (а вовсе не биологическую) возможность и потребность в изобретательности, считают социологи.
Вторая черта человека экономического модели REMM — «оценивание» — трактуется К. Бруннером, в сущности, экономически, а вовсе не универсально: «Человеку свойственно оценивать. Его нельзя считать равнодушным. Ему небезразличен окружающий мир. Он дифференцирует, сортирует и упорядочивает состояния мира и в процессе этой деятельности редуцирует все объекты, с которыми сталкивается, до соразмерной величины. Он предпочитает большее количество благ, имеющих положительную оценку.
Кроме того, оценка зависит от контекста. Любое фиксированное приращение положительно оцениваемого блага оценивается все ниже, по мере того, как растет его общее количество, доступное для индивидов. Человек стремится вступать в обмен по всем направлениям. Он всегда готов поступиться некоторым количеством любого имеющего ценность блага в обмен на некоторое количество альтернативного блага, которое он ценит выше. Его оценки тяготеют к тому, чтобы быть транзитивными, что является выражением непротиворечивости системы этих оценок» [2, с. 56].292
Экономический человек версии REMM, по мнению К. Бруннера, может быть принят всеми общественными науками, поскольку не имеет специфически экономической узости: «Предположение о возможности замещения всех положительно оцениваемых благ, событий или состояний подразумевает, что традиционное разделение между экономическими и неэкономическими мотивами некорректно... Сфера аллокационного поведения выходит далеко за рамки максимизации материального благосостояния, она может включать удовольствие от чтения книг, посещения театров, концертов, футбольных матчей, потребления мороженого, пива, вина и т.д.» [2, с. 56—57]. Принцип замещения применим, на взгляд Бруннера, и к «наслаждению общественным положением, влиянием и дружбой», и следовательно, это должно стать основанием для отказа от неплодотворного, априорного отделения «экономического» от «неэкономического» [2, с. 57].
Однако оценивание, как возражают социологи, вовсе не обязательно сопряжено у человека с максимизацией персональной целевой функции и аллокационным поведением. Если К. Бруннер утверждает, что оценивание у человека происходит исключительно на индивидуальном уровне, «оценки формируются в соответствии с собственными суждениями, пониманием и интерпретацией индивида», поскольку «именно он в конечном итоге является источником оценок», то социологи настоятельно напоминают, что сами основания для оценивания формируются в процессе социализации, имеют чисто социальную природу и что любое оценивание начинается с формирования в сознании человека образца, правила, эталона, по отношению к которому вообще становится возможна процедура оценивания.
Даже наслаждения от приращения единиц блага, как делают вывод специалисты по социологии эмоций, тоже социально определены: только в определенной системе социальных координат запрещенного и дозволенного, возвышенного и низменного, одобряемого или осуждаемого акты потребления в современном обществе приобретают свойства приносить удовольствие. Для социолога, таким образом, гораздо важнее исследовать процесс оценивания человеком действий с точки зрения социально значимых правил, норм, целей, ценностей, идеалов.Социологи не принимают утверждения К. Бруннера, согласно которым преследование индивидом собственного интереса определено генетически, а «нормы и правила, управляющие поведением членов социальной группы, возникают из взаимодействия эгоистичных индивидов» [2, с. 68]. Если было именно так, если бы не было социального регулирования и морали, парируют со-
293
циологи, мы получили бы не человеческое общество, а зоологическое стадо с системой доминирования физически сильных над физически слабыми (табл. 16.1).
Таблица 16.1
Сравнительная характеристика моделей homo economicus и homo sociologicus
Вопросы и темы | Homo economicus | Homo sociologicus |
В какой науке и научных направлениях модель получила наибольшее распространение? | Экономическая наука (маржинализм, неоклассическая экономическая теория) | Социологическая наука (структурно-функциональное направление, марксистское направление). Экономическая наука: институционализм (частично) |
Методологические основания | Методологический индивидуализм (субъективизм) | Методологический холизм (объективизм) |
Мыслители и направления, внесшие наибольший вклад в разработку соответствующей модели | А. Смит, У. Джевонс, К. Менгер, А. Маршалл, К. Бруннер, Г. Беккер, Э. Даунс | О. Конт, К. Маркс, Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, Р. Мертон, Р. Да- рендорф, С. Линденберг |
Морально-психологические основания | Эгоизм, индивидуализм, стремление к персональной выгоде, к максимизации личной полезности | Альтруизм, солидарность, взаимопомощь, конформизм, подчинение общественным требованиям, страх перед социальными санкциями |
Основные черты модели | Максимизация полезности (целевой функции) в условиях ограниченности ресурсов | Следование общественным требованиям (нормам), выполнение социальных обязательств, исполнение социальных ролей |
Источник индивидуальных предпочтений | Природная, врожденная склонность к эгоизму, к максимизации индивидуальной полезности | Предпочтения социально обусловлены, определяются господствующей системой норм и ценностей, формируются в процессе социализации |
294
Продолжение табл. 16.1
Вопросы и темы | Homo economicus | Homo sociologicus |
Ограничения | Незначительны (неполнота информации, ориентация на ожидаемую полезность) | Социальный контроль |
Связь с биологической природой | Непосредственная | Социальное господствует над биологическим |
Приоритетная форма сознания | Рациональное калькулирование | Регулятивно-волевая, подчинение поведения общественным требованиям |
Соотношение личного и общественного | Приоритет личного интереса и субъективно понимаемой полезности | Приоритет интересов общества и коллектива, ориентация на общественную полезность |
Понимание функциональности | В рамках обеспечения максимизации индивидуальной целевой функции | Полезность и функциональность для общества в целом |
Локализация сферы «экономического» | Сфера рационального поведения в смысле максимизации целевой функции | Технологическая сфера взаимодействия с природой (Т. Парсонс); создание средств для существования (К. По- ланьи); система социально-экономических, производственных отношений собственности, распределения и обмена (К. Маркс) |
Роль биологического начала | Признание важности и естественности влияния биологического начала в смысле стремления к удовлетворению индивидуальных потребностей | Подавление, подчинение биологического начала социальному регулированию посредством социальных норм, запретов, морали, долга, совести, права |
295
Окончание табл. 16.1
Вопросы и темы | Homo economicus | Homo sociologicus |
Исторические типы экономического взаимодействия, в которые включены субъекты | Рыночный обмен как универсальный тип экономических отношений, одинаковый, в сущности, для всех исторических эпох | Существенное различие исторических типов: реципрокция, редистрибуция, рыночный обмен (К. Поланьи); пять или шесть общественно-экономических формаций (первобытно-коммунистическая, азиатская, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая, коммунистическая) (К. Маркс); «механическая» и «органическая» типы солидарности (Э. Дюркгейм) |
Проявление свойств модели в различных динамических состояниях общества (стабильное / неустойчивое) | Работает эффективно в ситуации экономического равновесия, дает сбои в условиях нестабильности и нарушения прав собственности | Эффективен лишь в условиях социальной стабильности и определенности |
Варианты моделей | Базовая — REMM. Усовершенствованная — RREEMM | Базовая — SRSM. Усовершенствованная — OSAM |
Попытки преодолеть пропасть между экономической теорией и социологией предпринимались неоднократно. Еще М. Вебер призывал экономистов обратить внимание на социальные аспекты поведения человека и создать единую науку «Социальную экономику». Й. Шумпетер ратовал за взаимное обогащение двух наук. Однако «мир» в научном противостоянии социологов и экономистов так и не наступил.
Под влиянием экономического империализма наметилась тенденция к распространению модели человека экономического на внеэкономические области. С помощью экономических категорий «ресурсы», «ограничения», «капитал», «инвестиции», «альтернативные издержки», «внешние эффекты», «общественные блага» и др., сторонники экономического империализма постарались описать многие социальные явления, а социальные нормы интерпрети-
296
ровали в качестве результатов целенаправленного и рационального
поведения отдельных индивидов или результата возникновения спонтанного порядка. Поведение социологического человека, с их точки зрения, тоже может быть описано максимизацией целевой функции, поскольку минимизация санкций со стороны общества в краткосрочной перспективе сопряжена с повышением своего социального статуса и увеличением возможностей для максимизации индивидуальной полезности в долгосрочной перспективе.
Различие подходов социологов и экономических империалистов иллюстрирует на примере проблемы преступности и борьбы с ней В.С. Автономов: «С точки зрения социолога, причины преступности заложены в самом обществе и бороться с ней можно лишь преобразовывая общество. Наказание или угроза наказания сами по себе не могут быть эффективным средством борьбы с преступностью, если только они не приведут к перевоспитанию преступника... С точки зрения экономиста, индивид, раздумывая о том, совершить ему преступление или нет, взвешивает плюсы и минусы (полезность и издержки), с ним связанные. Полезностью обладают, например, удовольствия, которые можно будет получить, тратя украденные деньги. В издержки входит, в частности, страх перед возможным тюремным заключением. Поэтому чем больший срок заключения ожидает потенциального вора в случае поимки, тем выше издержки совершения кражи и тем больше вероятность, что они превысят ожидаемые удовольствия и вор откажется от своего намерения» [1, с. 53-54].
Но если Г. Беккер и его последователи непосредственно применяют модель экономического человека к поведению индивидов в самых различных областях, то виднейший представитель нового институционализма О. Уильямсон исходит из того, что поведение индивидов в значительной мере определяется институтами, однако сами институты обязаны своим существованием тому, что они минимизируют трансакционные издержки и поэтому выживают в ходе эволюционного процесса (объяснение, свойственное скорее структурно-функциональному подходу) [21].
Однако в целом в последние десятилетия в борьбе между социологическим и экономическим подходами к человеку обозначилась «тенденция к экономизации социологического знания на базе экспансии экономического человека на сопредельную область знания» [1, с. 58]. Эпоха разделения труда между двумя науками, как стало представляться многим экономистам, подошла к концу, и наступает «эра единой социоэкономической теории», в основании ко-
297
торой будет лежать несколько усовершенствованная экономическая модель человека, получившая название RREEMM [1, с. 57—58].
Социологи, в противовес экономистам, указывали на то, что содержательно цели, к которым стремится человек, да и сами критерии их достижения, включая индикаторы социальной успешности / неуспешности, удовольствия / неудовольствия, во многом продиктованы обществом, т.е. заданы человеку извне. В ответ на экспансию экономических империалистов социологи пытались представить модель человека экономического в качестве частного случая более общей модели человека социологического, полагая, что и стремление к максимизации полезности, и само формулирование индивидуального интереса, выгоды, экономической рациональности — не естественно возникающие мотивы и представления, а результат длительной социально-исторической эволюции и целенаправленного воспитания. При этом подчеркивалось, что аналогии между естественным поведение человека и поведением животных не проясняют сути дела, поскольку эгоистическое или индивидуалистическое поведение животных ограничивается лишь удовлетворением основных инстинктов — пищевого, полового и самосохранения. Стремление же к выгоде в современном смысле, т.е. к обладанию определенными вещами и денежными знаками, собственностью, стремление к высокому социальному статусу, удовлетворение от обладания капиталом и т.д. — все это социально сконструированные желания и мотивы.
Рыночное общество пронизано рыночной идеологией, которая формирует определенные типы личности, определенные жизненные приоритеты, ценности, модели, поведенческие стратегии, подчеркивают социологи. Усвоение же этих рыночных моделей поведения и социальных ролей происходит в процессе социализации (активное обучение детей в современном обществе через специальные игры предпринимательству, расчету, составлению бизнес-стратегий и т.д.), а затем закрепляется реальной практикой в рыночном обществе. Принудительность рыночных механизмов определяется тем, что в рыночном обществе каждый человек может получить долю общественного продукта только через акт обмена, причем обмена рыночного. Поэтому в современном рыночном обществе индивид фактически принуждаем к жизни по рыночным правилам и к воспроизводству «символов успешности». В современной западном обществе господствует «символическая власть» (П. Бурдье), массовое производство подталкивает к избыточному и демонстративному потреблению (Т. Веблен), к сверхпотреб-
298
лению, к всеобщей «макдоналдизации» (Дж. Ритцер), в результате чего создается «мир гнетущего псевдо-наслаждения» (Г. Дебор).
Не случайно критика Р. Дарендорфом моделей homo sociologicus и homo economicus далеко не ограничивается проблемой нереалистичности, наличия многообразных фактов отхода людей от ролевого поведения, недоучетом конфликтности и социальных изменений. Р. Дарендорф призывает к «кантовскому» взгляду на проблему, к признанию того, что человеческую природу, по его мнению, невозможно описать правильно с помощью моделей. «Чего мы ни в коем случае не узнаем о человеке из социологической теории, так это о его моральных качествах, а значит — мы не узнаем человека так, как узнаем его в мире поступков. с моральной точки зрения, решающей для нас является возможность для индивида самоутверждаться против социальных требований». Р. Дарендорф призывает к тому, чтобы «разработать образ человека, в котором человек предстает в качестве непрестанной возможности упразднения всех видов отчуждения, характерных для представлений об обществе и для его реальности» [6, с. 284-285].
Питер Вайзе называл модели человека в экономической и социологической дисциплинах «монстрами» социальных наук. По его мнению, «homo economicus и homo sociologicus могут действовать и эффективно существовать только в идеальном равновесном мире (либо мире равновесных цен, или в мире стабильных норм) . Но в условиях неравновесия остается нерешенной проблема надежности порядка: все соглашения могут быть разрушены, а все запрещенные виды поведения будут сохранять свою притягательность, не говоря уже о том, что, имея в виду будущее, не все можно упорядочить a priori». П. Вайзе предлагает разработать новую универсальную модель — «человека социальных наук», т.е. «человеческий тип, охватывающий оба этих крайних типа в качестве специальных случаев, как, например, homo socioeconomicus», который «согласует поведение со своими согражданами, а не просто уступает давлению со стороны системы или занимается эгоцентристским сравнением альтернатив» [3, с. 120-125].
Социологический подход к подведению человека в сфере экономики получил развитие в исследованиях организационного поведения и в социологии труда. Ориентация на авторитет в социально-профессиональной группе и на другие чисто социальные мотивы (возможность реализовать свой творческий потенциал, социальный престиж, уважение коллег, стабильность, наличие социальных гарантий и др.), как выяснилось, играет немаловажную роль в мотивации человека в современном капиталистическом об-
299
ществе. Значительный вклад в развитие модели социологического человека в рамках социологии управления и индустриальной социологии внесли исследования американского экономиста Э. Мэйо (например, Хоторнские эксперименты в Western Electric Company (1927—1932) Изучая влияние различных факторов (условия и организацию труда, заработную плату, межличностные отношения и стиль руководства) на повышение производительности труда на промышленном предприятии, Э. Мэйо доказал особую роль человеческого и группового фактора. Эти исследования заложили основу так называемой социальной экономики и доктрины человеческих отношений (Э. Мейо, Г. Селингер и др.), повлияли на формирование теории социально-рыночной экономики (Л. Эрхард, А. Мюлльер-Армак, Ф. Бем, В. Ойкен, Ф. Оппенгеймер и др.).
Социальная практика доктрины человеческих отношений предлагала замену принципа индивидуального вознаграждения групповым (коллективным); чисто экономических мер, например персонального повышение заработной платы хорошим работникам, социально-психологическим стимулированием (благоприятным моральным климатом, повышением удовлетворенности трудом, практикой демократического стиля руководства) и разработкой новых средств повышения производительности труда: паритетным управлением, гуманизацией труда, групповыми решениями, просвещением служащих и т.д. Профсоюзы стали рассматриваться не как враги (вопреки принципам тейлоризма), а как партнеры в деловых отношениях на предприятии.
Марк Грановеттер подчеркивал «укорененность» экономического поведения в социальных институтах и сети существующих социальных отношений. Й. Бекерт в книге «За пределами рынка» («Beyond the Market: The Social Foundations of Economic Efficiency»), также подчеркивал, что «социальная включенность» экономического поведения и экономических структур является важнейшим условием их эффективности.
Таким образом, исследования социологов выявили, что современное капиталистическое общество оказывается сложно организованной системой, в которой действуют разнообразные рыночные и внерыночные институты, проявляют себя разнообразные внутренние (эндогенные) и внешние (экзогенные) тенденции, существуют неустранимые противоречия и конфликты. Без социальноинституциональной организации и многоуровневой регуляции — только лишь посредством саморегулирования — такое сложное образование не могло бы развиваться.
Варианты взаимоотношения двух моделей — homo economicus и homo sociologicus представлены в табл. 16.2.
300
Таблица 16.2
Варианты взаимоотношений моделей человека экономического и человека социологического
Линия взаимоотношения двух моделей | Преимущества | Недостатки |
Конфронтация, абсолютизация той или иной модели: экономический империализм и социологический империализм | Попытки выработать на базе той или иной модели единый, универсальный подход к человеку | Непримиримость с противником, уход от поиска компромиссов, игнорирование аргументов противников |
Принцип разграничения территорий, сфер влияния той или иной модели: в экономической сфере господствует человек экономический, в сферах внеэкономических (семейных, правовых, моральных, религиозных, культурных и др.) — человек социологический | Минимизация конфликтов между сторонниками двух моделей | Фрагментация человека, потеря его целостности |
Поиск компромиссов, создание гибридов (человек социоэкономический) | Снятие напряженности, конфликтности | Размывание «жесткого ядра» теории, цельности подхода |
Разведение моделей по историческим эпохам: человек социологический характерен для докапиталистических обществ; человек экономический — для современных рыночных обществ (К. Поланьи) | Историческая достоверность, опора на этнографический и историко-социологический материал | Потеря принципа универсальности |
Разделение по динамическим состояниям социальной системы: стабильность — господство человека социологического; инновации и революции — господство человека экономического | Одновременное использование преимуществ двух моделей | Потеря цельности, единства человека, непроработанность проблемы переходов от одной модели к другой |
301
Окончание табл. 16.2
Линия взаимоотношения двух моделей | Преимущества | Недостатки |
Историко-сравнительный подход, марксизм, суб- стантивизм: положение об определяющей роли социальных отношений: человек есть продукт и носитель социальных отношений. Каким будет человек — альтруистичным или эгоистичным — зависит от типа общества, от системы социально-экономических отношений (К. Маркс, К. Поланьи, Ю.И. Семёнов) | Широкие возможности использования сравнительноисторического и конкретного социального анализа, охват широкого круга проблем (структуры собственности, особенности правовых институтов, ментальных характеристик, неравенства и др.) | Ассоциация с марксизмом не как с научной концепцией, а как с идеологической системой и типом политической практики |
Выводы
1. Созданные в экономической науке и в социологии модели человека базируются на различных теоретико-методологических основаниях: homo economicus — на принципе методологического индивидуализма, идее первичности индивида и его потребностей; homo sociologicus — на принципах методологического холизма и объективизма, признании первичности социума и надындивидуальных структур (социальных групп, коллективных представлений, социальных связей).
2. Если человек экономический руководствуется эгоистическим интересом (А. Смит) и стремлением максимизировать полезность, оптимизировать целевую функцию (К. Менгер, У. Дже- вонс и др.), то человек социологический определяет свое поведение в соответствии с требованиями общества, закрепленными в социальных нормах (моральных, правовых, религиозных, культурных), социальных ролях, ценностях, традициях, идеалах (Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, Р. Мертон). Основные механизмы, обеспечивающие следование социальным предписаниям: 1) ин- териоризация в процессе социализации социальных требований, превращение внешних предписаний во внутренние императивы; 2) система социального контроля, реализующая себя посредством социальных санкций (поощрений и наказаний).
3. Ограниченность и негибкость ортодоксальных версий homo economicus и homo sociologicus позволили П. Вайзе иронически на-
302
звать эти модели «монстрами» социальных наук. Недостатками homo economicus считают: недосоциализированность, изолированность от общества, игнорирование потребностей других людей, отсутствие моральных ограничений. Недостатки homo sociologicus: пересоциализированность, ограничение свободы и инициативы человека, конформизм, неспособность действовать в условиях социальных изменений (П. Вайзе, Дж. Урри), ущербность модели в морально-экзистенциальном смысле (Р. Дарендорф).
4. Преодоление недостатков ортодоксальных версий человека экономического и человека социологического шло по следующим направлениям: 1) разработка обновленных моделей человека социологического (например, OSAM и RREEMM (С. Линденберг)); 2) разработка смешанной модели человека социально-экономического — homo socioeconomicus (П. Вайзе).
5. Современные дискуссии о моделях человека в социальных науках базируются на широком социально-философском, экономико-историческом и социально-антропологическом материале. Подчеркиваются: 1) связь проблемы человеческого поведения с проблемой власти, символического и реального насилия, социальных иллюзий (К. Маркс, П. Бурдье, Р. Барт, М. Фуко); 2) историческая ограниченность модели человека экономического и необходимость учитывать такие модели дорыночной экономики и дорыночного экономического поведения, как реципрокция, редистрибуция, дарообмен, престижная экономика, азиатский способ производства, политаризм, власть-собственность, сословность, корпоративизм и др. (Б. Малиновский, К. Поланьи, К. Виттфо- гель, К. Леви-Стросс, М. Мосс, Д. Норт, Ю.И. Семёнов, Л.С. Васильев, С. Хедлунд и др.); 3) признание важности комплексного взгляда на человека, учета как экономических, так и социальных, моральных, политических и культурных механизмов поведения человека.
Проблемный блок
1. Формальное и субстантивистское понимание экономики: выводы для современного понимания человека.
2. Общественное мнение и социальный престиж как регуляторы человеческого поведения. Свободен ли человек в современном рыночном обществе?
3. Престижное потребление и консьюмеризм в обществе массового потребления.
4. Проблема альтруизма и первобытного коммунизма. Дискуссии о человеке реципрокном в социологии и экономической антропологии.
303
5. Рациональность (М. Вебер), унификация и «макдоналди- зация» (Дж. Ритцер) современного капиталистического общества.
6. Логика «дара» и престижная или церемониальная экономика позднепервобытных обществ.
7. Оппортунистическое поведение: экономическая и социологическая интерпретации.
8. Может ли насилие иметь экономическую природу? Дискуссии о тоталитарных обществах, власти-собственности и азиатском способе производства в современной историко-экономической мысли (Д. Норт, К. Виттфогель, Ю.И. Семёнов, Л.С. Васильев).
9. Российский человек в пространстве российской экономики.
10. Организационное поведение: социально-психологические, социальные и экономические закономерности.
Приложение 16.1
Критика К. Марксом и Ф. Энгельсом исторической и теоретической ограниченности модели человека экономического. Цитата из работы Ф. Энгельса «Анти-Дюринг»: «Политическая экономия в более узком смысле, хотя и возникла в головах гениальных людей в конце XVII века, однако в своей положительной формулировке, которую ей дали физиократы и Адам Смит, по существу представляет собой детище XVIII века ... Новая наука была для них не выражением отношений и потребностей их эпохи, а выражением вечного разума; открытые ею законы производства и обмена были не законами исторически определенной формы экономической деятельности, а вечными законами природы: их выводили из природы человека. Но при внимательном рассмотрении оказывается, что этот человек был просто средним бюргером того времени, находившимся в процессе своего превращения в буржуа, а его природа заключалась в том, что он занимался производством и торговлей на почве тогдашних, исторически определенных отношений» [24, с. 155].
Карл Поланьи об исторической неуниверсальности рыночной экономики и опасности нерегулируемого рынка: «Действительно, ни одно общество не может обойтись без какой-нибудь системы, обеспечивающей порядок в сфере производства и распределения благ. Однако это еще не означает, что во всяком обществе существуют самостоятельные экономические институты, независимые от институтов социальных: экономический порядок обычно является функцией от социального, причем второй обеспечивает
304
первый. . Общество XIX в., в котором экономическая деятельность была впервые обособлена и увязана с явно выраженными экономическими мотивами, стало, по существу, исключением» [15, с. 13].
«Рыночная экономика с необходимостью должна включать в себя все элементы производства, в том числе труд, землю и деньги. Но труд, земля и деньги по своей природе — явно не товар . характеристика труда, земли и денег как товаров является чисто фиктивной. Если допустить, чтобы рыночный механизм был единственной направляющей силой, определяющей судьбу человеческих существ, и их естественной средой обитания, или даже хотя бы управлял величиной и использованием покупательной силы, т.е. денег, — это приведет к гибели общества. Дело в том, что мнимый товар “рабочая сила” нельзя отбросить, использовать без разбора или даже не использовать вообще без того, чтобы не повлиять при этом на человеческий индивид, который, помимо всего остального, является носителем этого особого товара. Используя человеческую рабочую силу, система, между прочим, будет использовать некое физическое, психологическое и моральное целое, именуемое “человек” и прикрепленное к этому ярлыку. Будучи лишенными защитного панциря культурных институтов, человеческие существа погибнут от социальной обнаженности; они умрут как жертвы этого социального сдвига от своих пороков, извращений, преступлений и истощения» [15, с. 13—15].
Питер Вайзе о «монстрах» социальных наук и перспективах создания комплексной модели «социально-экономического» человека: «. экономический анализ, основанный на фигуре homo economicus, и социологический анализ, который исходит из существования homo sociologicus, действительно являются двумя противоположными точками зрения. В то время как первая сводит все социальные явления к действиям как бы изолированных индивидов и не учитывает других социальных взаимосвязей, вторая объясняет индивидуальные действия давлением социальной взаимозависимости, не допуская, что последняя, в свою очередь, возникает из общения между отдельными людьми». «Экстремальный человеческий тип (ред. — homo economicus) как бы изолирован от остальных людей, поддерживает с ними только отношения обмена и располагает совершенно независимой от других людей функцией полезности, но все ограничительные моменты сводятся для него к издержкам, которые он сравнивает со своей личной выгодой. Он подсчитывает ожидаемые стоимостные значения соответствующих показателей и принимает рациональные решения: совершать или не совершать такие действия, как нарушение обя-
305
зательств, обман, воровство, развод, уклонение от налогов, оскорбление, убийство и т.д. . он не имеет никаких внутренних оценок, возникающих из социальной взаимозависимости: чувства стыда и страдания чужды ему. Мораль — фетиш, проповедуемый философами; этика — ограничение, налагаемое на простофиль; социализация в детстве — осталась в далеком прошлом; мир — огромный универмаг. Однако, стоп! Как оценивает homo economicus действия других людей? “Все наносящие ущерб действия других людей не должны иметь места”! А как этого достичь? “Все товары и действия должны быть защищены точно сформулированными правами собственности, чтобы всегда было гарантировано полное возмещение ущерба”! Но оба эти тезиса справедливы только тогда, когда каждый полностью придерживается прав собственности, читай — норм, т.е. не видит никакого увеличения выгоды в убийстве и воровстве» [3, с. 120—125].
Еще по теме СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ЧЕЛОВЕКА ЭКОНОМИЧЕСКОГО И ЧЕЛОВЕКА СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО:
- 2. Основные направления анализа поведения человека в различных экономических системах. Модели человека в экономической теории
- 1. Человек и экономика. Различные модели рационального поведения экономического человека
- 6.2. Философия роль философии в жизни человека и общества; исторические типы философии; человек во Вселенной; философская; религиозная и научная картина мира; природа человека и смысл его существования
- 1.6. Перспективы: новый ренессанс — homo sociabilis (человек за человека)
- 4.4. Человеко-машинные методы анализа и оптимизации на множестве согласованных решений
- Модель человека в экономической науке
- «Экономический человек»
- 8. Возникновение эксплуатации человека человеком. Исторические формы эксплуатации. Ростовщическая эксплуатация
- 2 “Экономический человек“
- 1. Человек в системе экономических отношений
- 1. Модель экономического человека в ортодоксальном экономиксе
- «Провалы» модели экономического человека
- 11. Смит: учение о разделении труда и «экономическом человеке».
- С.Н. Булгаков о корнях экономизма и «экономического человека»
- Появление человека экономического