Идея о мессианском призвании Москвы. Зарождение историософии самодержавия
Историософия этого цивилизационного периода тесно связана с концепцией старца псковского Елизарова монастыря Филофея (ок. 1465-1542) «Москва — третий Рим». Филофей в своих посланиях великому князю Московскому Василию Ивановичу, царю Ивану Васильевичу писал: «Храни и внимай благочестивый царь тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать»[191].
Таково, по мнению Филофея, настоящее и будущее русского государства, а с ним и церкви. Идея Москвы как третьего Рима имела глубокое историческое основание. Для русского религиозного сознания, привыкшего сверять свои мысли и поступки с авторитетом истинной веры, нерушимым оплотом почитался второй Рим — Константинополь, падение которого, сначала духовное, вследствие согласия греческих иерархов на Флорентийском соборе 1439 г. на унию с католической церковью, а затем и политическое — захват в 1453 г. города турками, было равносильно вселенской катастрофе. Общественное сознание этого периода усиленно искало адекватную ему замену. Москва, одержавшая в недавнем прошлом победу над «неверными», выступившая собирательницей русских земель и защитницей всех православных народов, предстала как вполне достойная восприемница Константинополя — второго Рима.Идея Москвы как третьего Рима в своем первоначальном варианте имела прежде всего теологический смысл, связанный главным образом с определением новой роли Русской церкви в христианском мире, ее международного статуса как убежища «истинного христианства». Однако очень скоро у нее появился и новый смысл, произошло смещение акцентов — с религиозного провиденциализма в сторону идейно-политического обоснования возвышения Москвы как мировой державы. «Руководящей идеей у Филофея является идея провиденциализма: все, что совершается в истории, все совершается по мудрому начертанию Промысла.
Затем эта точка зрения у Филофея переходит в теократическую систему управления земными царствами; в основе же его политической идеологии лежит понятие богоизбранности царства, которое направляет жизнь человечества к конечной цели бытия людей на земле; богоизбранный народ хранит истинную богооткровенную религию»[192].России предписывалась роль хранительницы единственно истинной христианской, православной веры, с одной стороны, с другой — православие объявлялось русским, а Русское государство — единственным и подлинно христианским и в этом смысле вселенским царством. Московские государи довольно быстро уловили этот второй смысл и увидели в идее то, что было созвучно их собственным устремлениям, связанным с укреплением политических позиций Москвы и с укреплением самодержавия. Новый религиозный статус Москвы, на которую перешла благодать Божия, делал ее центром всего христианского мира и соответственно царя Московского превращал во «вседержателя», ответственного лишь перед Богом и потому ни с кем не делящего «вверенную» ему власть, в том числе и церковную.
Время царствования Ивана Грозного (1530-1584) стало «политическим полем» выработки своего рода концепции управления государством и историософии самодержавия. Ее оппонентами выступают, с одной стороны, анонимный автор «Беседы валаамских чудотворцев»» и князь Курбский, с другой — сам Иван Грозный и представитель служилого дворянства Иван Пересве- тов. Автор «Беседы» развивает мысль, что самодержец — тот царь, который сам держит данную ему от Бога власть во всяком деле и управляет по собственному разумению государством, Бог повелел царю «царствовати и мир воздержати, и для того цари в титлах пишутся самодержцы»'. Категорически возражая против участия церковников в государственных делах, автор «Беседы» делает некоторую уступку в пользу совета бояр. Царю достойно не одному заботиться о государстве, но с советниками о всяком деле совет держать, тем самым, номинально отстаивая принцип самодержавия, он прокладывает путь сторонникам ограничения царской власти.
В «Ином сказании», своеобразном прибавлении к «Беседе» автор ставит вопрос, как возможно его соблюдать в обширнейшем царстве: достигнуть этого можно не «царской храбростью», но «премудрой мудростью», которая состоит в том, чтобы царю «беспрестанно держать при себе «вселенский совет» от всех «градов своих и людей». Кроме того, у царя должен быть еще другой совет из «разумных мужей, мудрых и надежных приближенных воевод». Если «вселенский совет» подразумевает собор, сферу деятельности которого определяет в первую очередь забота о духовно-нравственном состоянии общества и который созывается ради того, чтобы знать общественное мнение, то под советом «разумных мужей» имеется в виду боярская дума, в конечном итоге оба совета имеют как будто совещательный характер.В отличие от авторов «Беседы» и «Иного сказания», князь Андрей Курбский (ок. 1528-1583) упрекает Ивана Грозного в жестокости, в несправедливости к своим недавним друзьям и радетелям, называя его царем-мучителем. Он выдвигает против царя ряд идейных обвинений, суть их сводится к тому, что царь отрицает существование над собой какого бы то ни было закона: он присвоил себе «волю естественного самовластия», пренебрегая необходимостью подчинения Творцу, Закону Божьему. Отвергнув тернистый путь закона, он избрал для себя путь произвола, это выражается как в нарушении положительного закона, так и в том, что царь действует «без суда и без права». Выход из этого состояния Курбский связывает с ограничением самодержавности царской власти советом мудрейших мужей, в связи с этим он пишет: «Самому царю достоит быти, яко главе и любити мудрыхъ советников своих яко свои уды»1. Курбский настаивает на том, что мнение совета должно носить отнюдь не совещательный, но обязательный характер, и царь должен ему подчиняться, даже если бы был не согласен с ним. Право совета царю представляет исключительную привилегию боярства, царю же остается исполнительная власть, т. е. реализация того, что решили бояре.
Курбский доводит свою мысль до принципа разделения власти между царем и боярским советом. Правда, в его посланиях Ивану Грозному есть отсылка на мнение «всеродных человеков». Это послужило поводом для утверждения о якобы демократизме программы Курбского, его ориентации на Земские соборы. Однако из общего контекста сочинений князя очевидно, что под «всеродными человеками» он имеет в виду отнюдь не Земский собор, а простонародье, к настроениям которого следует прислушиваться, но отнюдь не слушаться. Анализ текстов, проведенный В. Вальденбергом, позволил ему сделать весьма убедительный вывод: «Курбский не «представитель идеи прогресса», как думают некоторые исследователи, напротив, он защитник старины, и притом защитник не бескорыстный». В нем сильны воспоминания об удельных временах, когда великие князья «слушались во всем» старых бояр и пр. Конечно, не следует вслед за Грозным относить Курбского к «врагам государства». Но когда речь заходит об управлении государством, в нем со всей определенностью сказывается сословная ограниченность»’.Оппонентом Курбского в вопросах о призвании и пределах самодержавия и союзником Ивана Грозного стал представитель служилого дворянства Иван Пересветов, он ратует за «воинни- ков», дворян, состоящих на царской службе. Выделять их, говорил он, нужно не по знатности, а по их личным качествам ума и характера, поскольку «воинником царь силен и славен». Его острый взгляд на современность вылился в горькую критику вельмож, которые за взятки освобождали «татей и разбойников», обирали государство, не заботились о войске и доносили друг на друга. Пересветов рисует образ государя, который должен быть грозен и справедлив: «Не мочно царю без грозы быти; как конь под царем без узды, тако и царство без грозы»[193]. Развивая идею самодержавия, Пересветов практически поддерживает основной пафос политики и идеологии самого Ивана Грозного, однако в их позициях имеется и принципиальное различие. Обращаясь к состоянию России своего времени, Пересветов приходит к огорчительному выводу, что русская держава не готова к выполнению своего призвания, он первый заговорил об отношении русского народа к единоверным братьям славянам, попавшим под турецкое иго.
Прежде чем спасать других, ей следует искоренить зло и неправду у себя. Противополагая правду вере, он связывал ее со справедливым общественным устройством, с искоренением зла и несправедливости, в первую очередь рабства и неправого суда.В отличие от Курбского, который защищал старину, «Иван Грозный — представитель нового порядка, но, отстаивая его, он в значительной степени опирается на старые... идеи. Возражая Курбскому, он твердо стоит на той точке зрения, что царское полновластие составляет исконный факт русской истории и находится в полном согласии с издавна установившимися на Руси порядками и воззрениями»[194]. Политика защиты старины, которую проповедовал Курбский, привела к Великой смуте. И только восстановление самодержавия в лице «тишайшего» царя Алексея Михайловича, несмотря на крестьянскую войну и церковный раскол, позволило сплотить страну и подвести ее к сознанию необходимости перемен и просвещения.
Еще по теме Идея о мессианском призвании Москвы. Зарождение историософии самодержавия:
- Историософия Н.А. Бердяева
- Риск превращается в призвание
- 1 Факторы, определившие мое научное призвание
- ЕВРОПЕЙСКАЯ ИДЕЯ
- І. Идея естественного права
- ИННОВАЦИОННАЯ ИДЕЯ
- Идея зреет
- Идея налога.
- Русская идея
- 3.1. Социализм как идея
- ОСНОВНАЯ ИДЕЯ БИЗНЕС-ПЛАНА
- Перспективная бизнес-идея как интеллектуальная основа инвестиционного проекта,
- Успех - это одна глубокая идея
- § 3. Предельная полезность как революционная идея в теории стоимости
- Государство в системе «свободной теократии». «Русская идея» Вл. Соловьева