<<
>>

ГЛАВА 1. ЕВРОПЕЙСКИЙ ЦЕНТРАЛЬНЫЙ БАНК В МИРОВОЙ ФИНАНСОВОЙ АРХИТЕКТУРЕ

Положение Европейского центрального банка (ЕЦБ) в миро­вой финансовой архитектуре в значительной степени носит вто­ростепенный и зависимый характер, что обусловлено как осо­бенностями функционирования мировой валютно-финансовой системы (МВФС), так и спецификой регулирования мирового финансового рынка (МФР).

Современная МВФС функциониру­ет в режиме центр-периферийной модели мирового рынка капи­талов. Центр (Нью-Йорк, Лондон, офшоры) аккумулирует сбе­режения периферии (остальной мир), которые возвращаются обратно на периферию в виде различных финансовых инстру­ментов, деноминированных преимущественно в долларах США. Иначе говоря, центр создаёт финансовый капитал, а периферия его использует. Такой статус-кво связан с тем, что мировой фи­нансовый рынок не регулируется на формальном уровне (через Бреттон-Вудские институты системы ООН), а подчинён прави­лам и стандартам, которые устанавливают англо-американские неформальные институты (ФРС США, рейтинговые агентства, ФОРЕКС, ЛИБОР, англо-американское право)[2]. Вместе Нью- Йоркский и Лондонский Сити контролируют от 30 до 70% опе­раций в различных сегментах МФР, в то время как совокупная доля Франкфурта-на-Майне и Парижа едва превышает 7%, что фактически отводит Еврозоне место на периферии МФР[3].

В апреле 2016 г. среднесуточный объём операций на миро­вом валютном рынке составил 6,5 трлн долл. На долю доллара США и фунта стерлингов на этом рынке приходилось 101% (на евро 31%). По своей ликвидности, прибыльности и масштабно­сти валютный рынок опережает все другие сегменты МФР. На этом рынке Соединённому Королевству и США неизменно при­надлежат ведущие позиции. С долей рынка в 56% Великобрита­ния и США идут с большим отрывом от всех других мировых центров торговли валютой. Для сравнения: совокупная доля Франции и Германии на этом рынке не превышает 5%[4].

Международный валютный рынок олигополизирован. В мае 2018 г. 55% торгов проводили всего 8 банков, из них: четыре американские - JP Morgan (15,99%), Bank of America Merrill Lynch (8,09%), Citi (6,48%), Goldman Sachs (6,34%); и четыре британские - Standard Chartered (5,17%), HSBC (4,8%), XTX Markets (4,64%), Barclays (3,73%). Еврозона была представлена на этом рынке только Deutsche Bank (5,41%)[5].

Европейские финансовые институты испытывают постоян­ные сложности с доступом к международной ликвидности. Ст. 21.1 Устава Европейской системы центральных банков и Евро­пейского центрального банка содержит запрет Центробанкам государств - участников европейского ЭВС предоставлять кре­диты по текущим счетам и любые другие кредиты органам и уч­реждениям Евросоюза, правительствам государств-участников,

их региональным, местным и прочим государственным орга­нам. Запрещено также приобретать у правительственных струк­тур долговые ценные бумаги и другие финансовые инструмен­ты. Как показала практика, такие экономически слабые участ­ники ЭВС, как Ирландия, Испания, Италия, Португалия и Гре­ция не смогли получить своевременную финансовую поддерж­ку от собственных Центробанков, связанных обязательствами в соответствии со ст. 21.1. Данное положение вещей представля­ет угрозу распада еврозоны. Обращение стран еврозоны за фи­нансовой помощью к МВФ и даже создание собственного ста­билизационного фонда не разрешило проблему финансирования структурных дисбалансов в ЭВС.

Главная причина обострения долгового кризиса в странах еврозоны - резкое ухудшение условий рефинансирования на международном рынке капиталов. В начале 1990-х гг. процент­ные ставки центральных банков стран Средиземноморья нахо­дились на уровне двухзначных показателей. Затем, выполняя Маастрихтские критерии валютно-финансовой конвергенции, эти страны приблизили уровень своих процентных ставок к по­казателю самого кредитоспособного члена Евросоюза - Герма­нии (где расположена штаб-квартира ЕЦБ).

К ставкам Центро­банков привязана доходность государственных облигаций. К примеру, в ноябре 2007 г. разница между доходностью государ­ственных облигаций стран периферии ЕС и Германии составля­ла в Италии 0,36%, Греции 0,34%, Португалии 0,27%, в Испа­нии 0,16%.

Крупнейшие европейские банки, которые благодаря огром­ным кредитам, полученным от Федеральной резервной системы в 2007-2010 гг., смогли очистить свои балансы от «токсичных» активов и стали скупать обязательства стран - участниц евро­зоны. Внешний долг Греции к 2010 г. возрос до 236 млрд долл. Доли иностранных кредиторов этой страны распределились так: Великобритания - 15 млрд долл., Германия - 45 млрд долл., Франция - 75 млрд долл. Структура держателей внешнего дол­га Ирландии в размере 863 млрд долл. выглядела следующим образом: французские организации - 60 млрд долл., немецкие - 184 млрд долл., британские - 188 млрд долл. Распределение

внешнего долга Испании в размере 1,1 трлн долл. было следу­ющим: британские организации - 114 млрд долл., французские - 220 млрд долл., немецкие - 238 млрд долл. В других странах еврозоны ситуация выглядела аналогично. Наибольший объём внутриевропейского долга накопила Италия, которая задолжа­ла одной только Франции 511 млрд долл.[6]

Резкое увеличение стоимости облуживания иностранных долговых обязательств стран еврозоны последовало за сниже­нием в 2010 г. их кредитных рейтингов с инвестиционного до спекулятивного уровня. Уже в августе 2012 г. разница в доход­ности между государственными облигациями стран Средизем­номорья и государственными облигациями Германии состав­ляла: в Греции - 24,8%, Португалии - 9,75%, Испании - 5,35%, Италии - 4,55%. И только тогда центральные банки еврозоны ввели в действие программы выкупа проблемных долгов, чтобы предотвратить возможное банкротство банковских организаций в случае дефолта суверенных заёмщиков. Можно утверждать, что «рейтинговую блокаду» и последовавшее за ней «кредитное сжатие» невозможно расценивать иначе, как попытки втянуть страны еврозоны в своего рода «кредитную ловушку», расстав­ленную политикой «дешёвых денег» Европейского централь­ного банка[7].

Договором о создании Европейского союза центральным банкам запрещено финансировать дефицит государственных бюджетов, что фактически предопределило будущий долговой кризис стран - членов еврозоны. Запрет вынудил правительст­ва этих стран обратиться за помощью к частным международ­ным рынкам капитала для финансирования своих экстренных государственных расходов. К примеру, правительство Италии за счёт обмена государственных облигаций на кредиты частных иностранных организаций профинансировало 85% своего госу­дарственного долга, который по состоянию на июль 2012 г. со­ставлял 1,6 трлн долл.[8]

Бывший член Совета директоров Немецкого федерального банка Т. Саррацин в своей резонансной книге «Европе не нужен Евро» обращает внимание на возникновение в Европе феномена «десуверенизации» долга. Суть заключается в том, что нацио­нальным центральным банкам законодательно не разрешено пре­доставлять финансирование правительствам, что буквально ос­тавило решение долговых проблем стран еврозоны на усмотре­ние нерегулируемой стихии международных рынков капитала.

Урегулирование долгового кризиса в еврозоне потребовало нарушения положений Договора о создании ЕС и Устава Евро­пейской системы центральных банков и ЕЦБ (ст. 21.1): за счёт налогоплательщиков был сформирован постоянно действующий Европейский стабилизационный механизм с объёмом капитала в 700 млрд евро. Однако, несмотря на эти меры, проблема ев­ропейского долгового кризиса сегодня далека от окончательно­го разрешения. В 2018 г. валовой госдолг еврозоны составил около 86% от совокупного ВВП[9][10]. Для выхода из кризиса Евро­союзу следовало бы перейти на более высокий уровень интегра­ции в форме финансово-банковской, бюджетно-фискальной и политической «федерализации». Эта институциональная кон­вергенция необходима, чтобы эффективно координировать эко­номическую и финансовую политику в ЕС, его трансформацию в качественно новую интеграционную модель.

Европа проигрывает англосаксам и зависима от них на всех направлениях. Так, на культурном фронте, в области междуна­родного бизнеса, образования и науки доминирует английский язык, в корпоративной сфере - англосаксонские бизнес-стан- дарты и стандарты финансовой отчётности, в военном деле - НАТО во главе с США, валютной области - американский дол­лар, в информационно-технологическом пространстве - амери­канские компании Microsoft, Apple, eBay, Amazon, Google, Twit­ter, Facebook,которым нет аналогов в Европе[11]. Современную

Европу раздирают и деморализуют внутренние противоречия и нерешённые социально-экономические проблемы.

Европа крайне неоднородна в политическом, экономиче­ском, промышленном, денежно-финансовом, военном, культур­ном, демографическом отношении. В противовес странам Ев­росоюза, США - это один народ, одна конституция, один язык, один министр финансов, один рынок труда, единое финансовое перераспределение бюджетных ресурсов между бедными и бо­гатыми федеральными штатами. Напротив, в Евросоюзе - 24 языка, 28 суверенных государств с различным административ­но-территориальным устройством со своими конституциями и кабинетами министров, религиозным разнообразием.

Институциональную стабильность европейской континен­тальной модели расшатала деятельность международных фи­нансовых рынков, которые в условиях глобализации мирового хозяйства оказали сильное воздействие на размывание традици­онной структуры корпоративного управления в Европе. К ос­новным показателям, характеризующим трансформацию пред­принимательской культуры в Европе, можно отнести: переход к более гибкой политике материального стимулирования менед­жмента, когда размер зарплат стал зависеть от результата дея­тельности компаний; усиление работы европейских компаний с инвесторами, финансирование бизнеса через фондовую биржу, а не банковские кредиты; переориентация политики доходов на получение краткосрочной прибыли на рынке капиталов; приве­дение практики корпоративного бухгалтерского учёта в соот­ветствие с англо-американскими международными стандарта­ми финансовой отчётности и прочее[12].

Борясь за международные рынки в условиях повышения конкурентного давления, а также удовлетворяя растущие требо­вания акционеров поддерживать высокую прибыльность бизне­са, европейские экспортёры стали больше прибегать к ценовой конкуренции и меньше обращать внимание на совершенствова­ние качества продукции. Погоня за сверхприбылями привела к

изменению стратегий европейских финансовых корпораций. К примеру, такие системно значимые для европейской экономи­ки банки, как французский BNP Paribasили немецкий Deutsche Bankсоздали для управления своими акциями «специальные фонды» (со слабой подконтрольностью регулирующим орга­нам), через которые они приобретают высокодоходные и риско­ванные финансовые инструменты. В результате, значительную часть ликвидности этих банков отныне направляют не в произ­водство, а в инвестиционный бизнес. В результате деятельность крупных европейских банков ориентирована на получение крат­косрочных прибылей, более не будучи лояльной по отношению к предприятиям реального сектора. Между тем известно, что появление в Германии таких успешных глобально ориентиро­ванных немецких компаний, как Daimler-Benz, BMW, Siemens, AEGстало возможным в значительной степени благодаря пере­плетению интересов крупных банков и бизнеса. По мнению аме­риканского философа и экономиста Ф. Фукуямы, британские банки, наоборот, «предпочитали надёжность и стабильность риску долгосрочного вложения капитала в новые отрасли, в ре­зультате чего, к примеру, британская автомобильная и электро­техническая промышленность так и не получили требуемого финансирования и не сумели стать конкурентоспособными на мировом рынке»[13].

Бывший директор Лондонской школы экономики Э. Гидденс, приходит к неутешительным выводам по итогам объединения Европы в рамках Экономического и валютного союза. Извест­ный британский социолог подчёркивает, что в арсенале Европы отсутствуют эффективные средства, чтобы завершить интегра­ционный проект, поскольку сценарии, проекты и планы евро­пейского развития существуют только на бумаге. Э. Гидденс объясняет слабость «бумажной» Европы нехваткой эффектив­ных лидеров и дефицитом демократии. В своём исследовании, посвящённом проблемам европейского континента, изданном в 2014 г., он отмечает, что современная Европа находится под уп­равлением двух пересекающихся структур: ЕС1 и ЕС2. Струк­

тура ЕС1 включает в себя такие формальные органы управле­ния, как Европарламент, Европейский совет и Еврокомиссия. Однако фактически Европой управляет структура ЕС2, в кото­рую входят руководители МВФ и Европейского центрального банка, а также канцлер Германии А. Меркель и президент Фран­ции Ф. Олланд[14].

Ещё при создании ЭВС дальновидные эксперты предупре­ждали, что пока Европа не объединится политически, а единый парламент не будет нести ответственность за бюджетное фи­нансирование структурных диспропорций, слабые члены долж­ны добровольно выйти из Еврозоны и вернуться к своим нацио­нальным валютам[15]. Сегодня Еврозона де-факто разделилась на центр и периферию, а наибольшие выгоды от введения евро по­лучила Германия, которая в период 1999-2018 гг. перемести­лась в рейтинге глобальной конкурентоспособности Всемирно­го экономического форума в Давосе с 25-го на 3-е место.

В отличие от других стран еврозоны, с введения евро Герма­ния проводит экономическую политику, направленную одно­временно на сдерживание роста заработной платы и цен на не­движимость. Наряду с высокой производительностью труда это обеспечивает ей устойчивое и значительное по доле положитель­ное сальдо торгового баланса (7-8% ВВП). Относительная сла­бость внутреннего рынка Германии компенсируется избытком торговли с внешним миром. Около 70-80% профицита торгово­го баланса Германии достигается в торговле с остальными стра­нами Евросоюза, из которых 15% - с Францией. Это объясняет разницу в уровнях задолженности стран. Так, в период 2009­2017 гг. валовой государственный долг Франции увеличился с 83 до 97% ВВП, а в Германии снизился с 72 до 63% ВВП.

Кроме того, Германия переместила производство комплек­тующих в страны Восточной Европы со слабой валютой, в част­ности, в Чехию, Польшу и Венгрию. Таким образом, германские ТНК получают двойные выгоды: единая валюта позволяет им с

прибылью реализовывать свои коммерческие излишки в еврозо­не, а высокий обменный курс евро даёт им возможность дёше­во оплачивать свой аутсорсинг в странах Центральной и Вос­точной Европы, находящихся вне еврозоны[16].

Необходимо напомнить, что проектировщики единой евро­пейской валюты видели в ней защиту от финансовой и экономи­ческой экспансии США в условиях глобализации. Однако евро не только не создало должной конкуренции американскому дол­лару, но и выявило многочисленные неразрешимые противоре­чия между членами ЕС практически во всех сферах их взаимо­действия. Подобный разлад внутри европейской интеграцион­ной группировки повышает риски её расформирования в буду­щем. Консервация принципов европейской корпоративно-соли- даристской модели в условиях открытых рынков препятствуют эффективному противостоянию ЕС напору англо-американской конкурентно-инновационной модели.

В американских банковских кругах сформировалось мне­ние, что две сильные валюты не могут одновременно обращать­ся на глобальном рынке. Поэтому логично предположить, что негласная задача Уолл-стрит состоит в том, чтобы ослабить ев­ро. По мнению управляющего партнёра Parlink Consulting, Б. Иришева, для выполнения этой задачи в 2008 г. был подвергнут банкротству один из пяти крупнейших инвестиционных банков США Lehman Brothers, финансовые пассивы которого были тес­но связаны с европейскими банками[17]. Можно заключить, что банкротство Lehman Brothers стало одним из детонаторов дол­гового кризиса еврозоны.

Как уже отмечалось ранее, частные банковские организации удерживали в своих портфелях значительную часть государст­венного долга стран еврозоны. Долговой кризис поставил пра­вительства этих стран в жёсткую зависимость от банковских ин­ститутов. Банки предоставляли кредиты Греции и другим стра­нам средиземноморской периферии по ставкам, многократно превышающим размер ставок, по которым сами получали займы

от ЕЦБ. Разница между низкими ставками рефинансирования коммерческих банков в ЕЦБ и завышенными ставками кредито­вания банками суверенных правительств стран еврозоны авто- 18 матически увеличивала долговую нагрузку на страны ЕС.

В 2017 г. в странах ерозоны темпы роста ВВП варьировали от 7,2% в Ирландии до 1,4% в Греции. Также была существен­ной разница в процентных ставках. Если в августе 2015 г. спред доходности 10-летних государственных облигаций Италии к гособлигациям Германии равнялся 1,17%, то в Греции он со­ставлял 11,29%. В январе 2019 г. доходность германских 10-лет­них облигаций составляла 0,2% против 4,3% доходности госу­дарственных долговых бумаг Греции.

По прогнозам МВФ, к 2020 г. все страны еврозоны должны будут сводить бюджет с положительным сальдо, в то время как по итогам 2014 г. только половина из этих стран имела профи­цит бюджета. Таким образом, жёсткая фискальная консолида­ция в Европе продолжается.

В результате многие развитые страны евроблока не могут решать свои финансовые проблемы за счёт внутренних евро­пейских ресурсов и оказались на грани финансовой несостоя­тельности. Поэтому они и обратились за помощью к МВФ, со­глашаясь реформировать свои экономики, выполняя унизитель­ные требования, которые Фонд традиционно предъявляет раз­вивающимся странам.

В свою очередь ЕЦБ находится в непосредственной зависи­мости от Федеральной резервной системы США как главного поставщика долларовой ликвидности на мировой рынок. Пери­ферийное положение еврозоны в МВФС подтверждает тот факт, что в кризисные 2007-2010 гг. рефинансирование ЕЦБ на общую сумму свыше 8 трлн долл. производилось через своп-линии Фе­дерального резервного банка Нью-Йорка, чтобы обеспечить меж­дународной ликвидностью европейские банки, оперирующие на МФР[18][19].

В данной связи возникает вопрос - почему Европе, которая обладает собственной резервной валютой, не хватает финансо­вых ресурсов для урегулирования внутреннего долгового кри­зиса? Ведь, как известно, банковские активы Евросоюза (даже без доли Великобритании) втрое превышают банковские активы США. Ответ на этот вопрос прост: Европа не обладает реаль­ным финансовым суверенитетом и подконтрольна глобальному финансовому капиталу. Именно поэтому евро по существу не принадлежит европейским гражданам, а, как и доллар, играет роль своеобразной «фишки» в глобальном финансовом казино.

Сегодня тон в управлении корпоративными и финансовыми отношениями единой Европы задают англосаксонские трансна­циональные аудиторские, юридические и рейтинговые компа­нии, поскольку именно они занимают ведущие позиции в об­служивании европейского бизнеса. Таким образом, через под­ключение Евросоюза к англо-американским регуляторным стан­дартам финансового надзора и отчётности и принципам юриди­ческой практики Европу готовят окончательно принять волюн­таристскую англосаксонскую модель.

Можно сделать следующие выводы. Евро не выдерживает конкуренции с долларом США. Доля евро втрое уступает дол­лару США в структуре мировой валютной торговли, междуна­родных валютных резервов и международных долговых обяза­тельств. Введение единой валюты гармонизировало цены, но не привело к выравниванию доходов в еврозоне, что лишь усили­ло проблемы структурных дисбалансов. ЕЦБ в значительной ме­ре служит проводником утилизации глобального финансового капитала и несёт ответственность за «десуверенизацию» долга в Еврозоне, стагнацию позиций евро как конкурента доллара США на МФР. Подобная политика ЕЦБ усиливает риски ва­лютной регионализации в разноскоростной Европе.

Какой урок должна вынести России из опыта интеграции в ЭВС с точки зрения возможного валютного союза в ЕАЭС? Во- первых, реальная макроэкономическая конвергенции стран - членов валютного союза служит залогом успеха региональной экономической интеграции. Она должна включать: синхрониза­цию экономических циклов, сближение реальных валютных кур­

сов и процентных ставок, реальную интеграцию финансовых рынков. Однако на практике достичь реального сближения мак­роэкономических показателей в странах - участницах интегра­ционного объединения задача трудновыполнимая из-за природ­ных, исторически сложившихся различий в структурах эконо­мик и производительности труда. Поэтому для противодейст­вия различным экономическим шокам необходимо создать ме­ханизмы контрциклического регулирования ликвидности, что­бы поддерживать платёжеспособный спрос стран валютного со­юза без существенного увеличения их долговой нагрузки в ус­ловиях кризиса. При этом механизмы контрциклического регу­лирования не должны быть подвержены рискам нестабильности глобальной финансовой конъюнктуры и не зависеть от внешне­го финансирования. Следовательно, такими механизмами контр­циклического регулирования ликвидности должны служить специальные фонды, сформированные за счёт внутрирегиональ­ных финансовых ресурсов.

Во-вторых, главной причиной дестабилизации международ­ных товарных и валютных рынков и, как следствие, нарушения международных ценовых и процентных паритетов в нынешней Ямайской валютной системе, выступает режим свободно плава­ющих курсов. Однако участники европейского ЭВС отказались от национальных валют в пользу евро и передали полномочия по проведению монетарной политики ЕЦБ. В результате они лишились таких важных инструментов регулирования междуна­родной конкурентоспособности своих национальных экономик, как валютный курс и процентная ставка, и утратили право само­стоятельно определять внешнюю и внутреннюю стоимость сво­их денег. Целесообразно данный факт принимать во внимание при разработке долгосрочной стратегии в области денежно-кре­дитной и валютной политики ЕАЭС, особенно при установле­нии её целевых ориентиров.

Во избежание кризиса ликвидности, необходимо увязывать внутреннюю и внешнюю ценовую стабильность денег (т.е. ин­фляцию и валютный курс), а также стабильность процентных ставок по кредитам. Только в таком триедином контексте мож­но максимально снизить премии за риски инвестиционной дея­

тельности в реальном секторе экономики, что для ЕАЭС являет­ся определяющим для регионального экономического развития. Акцент необходимо делать на стабильности реальных, а не но­минальных валютных курсов. Это позволит членам ЕАЭС про­водить автономную внутреннюю экономическую, валютную, фи­нансовую и социальную политики без необходимости выбирать между инфляцией и/или безработицей. Внутренняя стоимость денег (инфляция, дефляция) должна отражаться во внешней стоимости денег, её валютном курсе, а последний должен быть стабильным с учётом паритета покупательной способности[20].

<< | >>
Источник: Денежно-кредитное регулирование в России и ЕС = Monetary regu­lation in Russia and the EU : [монография] / [А.И. Бажан и др. ; отв. ред. А.И. Бажан]. - М. : Ин-т Европы РАН,2020. - 102 с.. 2020

Еще по теме ГЛАВА 1. ЕВРОПЕЙСКИЙ ЦЕНТРАЛЬНЫЙ БАНК В МИРОВОЙ ФИНАНСОВОЙ АРХИТЕКТУРЕ:

  1. Тема 7-4. Центральный банк и его операции. Кому должен подчиняться центральный банк?
  2. 4.2.1. Международный валютный фонд. Всемирный банк. Европейский банк реконструкции и развития. Международные региональные банки развития. Региональные финансовые организации Евросоюза. Банк международных расчетов.
  3. 4.2.1. Международный валютный фонд. Всемирный банк. Европейский банк реконструкции и развития. Международные региональные банки развития. Региональные финансовые организации Евросоюза. Банк международных расчетов.
  4. Глава 2. Центральный банк
  5. Центральный банк РФ (Банк России) Статус, основные цели и функции ЦБ РФ
  6. Центральный банк Российской Федерации (Банк России)
  7. Глава 16. Кредитная система и ее организация. Центральный Банк и его операции
  8. Глава 23 Европейский союз в мировом хозяйстве
  9. 74. Европейский банк реконструкции и развития
  10. 5.4.1. Центральный банк
  11. Особенности деятельности европейских центральных банков
  12. Центральный банк